ДАРЫ И ДАРЕНИЕ В ДОЗИМНЕМ МЭЙАНЕ

Мэйанцы любили дарить и получать подарки не менее, нежели все их соседи. Поводов для этого хватало: многочисленные общие и семейные праздники, официальные подношения и тайные взятки; нередко подарки делались и без внешнего повода. Однако их выбор определялся старинными обычаями и во многом зависел от положения  даримого и дарителя и от случая, по которому преподносится подарок. Ошибка могла надолго испортить отношения и ославить обоих в обществе. Ниже речь пойдет преимущественно о подарках между мирянами, а не о подношениях в храмы – в последнем случае действовали еще более сложные, но известные всем семибожникам правила…

 

Существовало несколько основных правил. Так, дарить мастеру орудия его труда и сырье считалось пристойным только его собрату по ремеслу; столь же неприлично было и дарить изделия другого мастера того же дела – скажем, глиняную посуду горшечнику. Подобный подарок был зато более чем уместен «в своем кругу»: гильдейский кузнец вполне мог преподнести свои изделия более старшему и опытному мастеру, а тот, в свою очередь, оделить младшего собрата чем-то из инструментов.

На грамотеев, впрочем, правило это распространялось весьма ограниченно: любой из них мог дарить другому книги, бумагу или письменные принадлежности и даже получать такие подарки от почитателей, к ученым занятиям непричастных. Однако уже младший лекарь совершил бы досадную оплошность, преподнося своему наставнику (истинному или возможному, то есть занимающему в гильдии более высокое положение) набор хирургических ножей; зато приличным с его стороны было бы подарить добытые или купленные им редкие травы (еще не переработанные в зелья или снадобья).

Очень жесткие ограничения налагались на дарение оружия, хотя в целом такой дар считался весьма ценным. Оружие не подобало принимать воину от не-воина, за исключением тех случаев, когда одаряемый нанимался к нему на службу. Принять такой дар от другого воина, равного ему по опыту и положению, он мог, но это обязывало к непременному (и по возможности скорому) отдарку и накладывало на обе стороны определенные обязательства (например, мести друг за друга). Зато защитное вооружение – щит или доспех – можно было получать в подарок от вышестоящего (или старшего по возрасту) лица, не отдариваясь и не признавая себя поступившим к нему на службу. Если мужчина дарил оружие женщине (а такое нечасто, но случалось в Мэйане, где женщины нередко владели оружием не хуже мужчин), такой дар одновременно показывал и уважение, и полный отказ от каких-либо брачных (а порою и вообще любовных) притязаний на эту женщину. В свою очередь, оружие, подаренное женщиной мужчине (и принятое им), накладывало на него обязательства по защите дарительницы и мести за нее; впрочем, к первым векам Объединения такие случаи стали исключительно редкими. Исключение составляли случаи, когда женщина дарила мужчине оружие другого мужчины, как правило уже умершего — своего отца, мужа и т.п. Это составляло частный случай посмертных даров, когда после кончины мэйанина вещи из его личного имущества вручались родне и друзьям, а также друзьям родных и друзьям друзей. Неправильным считалось жертвовать такие вещи в храм, раздавать беднякам, в целом отдавать в неизвестно чьи руки. Иногда посмертное дарение растягивалось на десятилетия и жителю Мэйана доводилось получать подарки, скажем, от прабабки своего товарища, уже полвека как покойной.

Дарение рабов, скота и вообще живых тварей также было обусловлено множеством ограничений. Некоторые подарки такого рода считались не только совершенно приличными, но в ряде случаев и подобающими – так, только что родившей или еще беременной женщине охотно дарили собак (хотя это не всегда было для нее удобно) по старинному дибульскому обычаю. Подарить собаку считалось допустимым и ребенку, особенно родичу; это был очень ценный дар охотника охотнику или пастуха пастуху. Однако в ином случае собака, подаренная мужчине, могла быть воспринята как в высшей степени непристойный намек (в родовом сказе бояр Рондонов повествуется о том, как такая оплошность повлекла за собою мятеж и войну примерно за сто двадцать лет до Объединения). Нельзя дарить кошку (животное достаточно редкое и высоко ценившееся до самого Арандийского века) человеку, живущему не в собственном доме или не в доме родичей. Лошадь – драгоценный дар, но он предполагает не менее ценный отдарок – иначе принявший лошадь (если он не жрец и не храмовый служитель) вынужден будет отплатить какой-либо службой без права отказаться. Рогатый скот дарить можно во многих случаях, но, как правило, в связи с заключением договора или с семейными торжествами. С еще большей осторожностью следовало дарить рабов (особенно иного пола, чем одаряемый). Следует помнить, что раб в дозимнем Мэйане – или преступник, или иноплеменник; в первом случае подарок оказывался выражающим не самые добрые чувства, а во втором мог быть истолкован как склонение к смешению. Известны случаи, когда человек, получивший в подарок раба и воспринявший это за обиду, отвечал ответным оскорблением, немедленно отпуская раба на волю. Птица, особенно певчая или перелетная, считалась несколько игривым подарком; если при этом подаренную птицу тут же отпускали на волю, это могло означать, что одаряемый или одаряемая готова принять ухаживания дарителя… Впрочем, к домашней птице это не относится – ее рассматривали обычно как «преподношение еды», уместное почти всегда.

Цветы, особенно срезанные, сами по себе дарили редко, в Западном и Северном Мэйане это считалось дурной приметой и пожеланием болезни или даже смерти. Впрочем, можно было дарить цветы (и другие растения) в горшках с землею. Украсить срезанными цветами либо сплетенными из них венками основной подарок (например, ту же лошадь или корову) тоже было вполне достойно.

Самыми частыми подарками были еда и одежда. Дарить еду (и хмельные напитки) считалось уместным почти во всех случаях, особенно угощения, уже готовые к немедленному употреблению; со стороны гостя, явившегося на большой праздник, считалось особенно достойным таким образом внести свою долю в общее застолье.

С одеждой ограничений было несколько больше: так, мужчина (даже если он не был охотником или скотоводом) поступил бы правильно, подарив женщине шубу либо меховую шапку, а женщина – одарив мужчину тканой одеждой, но вот обратное могло бы вызвать смущение. Впрочем, свадебным даром (и жениха невесте, и невесты жениху) очень часто бывал полный набор одежды и обуви. При ухаживании иногда дарили один башмак или одну рукавицу – как намек на дальнейшее развитие отношений; если после этого через какое-то время преподносился парный к уже подаренному предмет – это на севере Мэйана толковалось как сватовство, а на юге – как знак, что даритель хотел бы со сложившимися отношениями покончить. Таким же знаком разрыва было и возвращение подаренного башмака либо рукавицы. Позже из этого обычая развилась одна из разновидностей мэйанских памятных (бесполезных) подарков — многие местности славились изготовлением богато украшенных маленьких сапожек, рукавичек и т.п., предназначенных единственно для гостинца.

Тот же полный набор одежды и обуви мог толковаться и как предложение поступить на службу к дарителю; если это предложение (или сватовство) хотели отклонить, не портя в то же время с дарителем отношений, дар принимали не полностью – скажем, кроме шапки или кушака, которые возвращали с теми или иными учтивыми отговорками.

В Баллу и Миджире знаком искреннего расположения могла служить пара пестрых вязаных носок или шапка, преподнесенные доброжелателем. Тканую одежду на меху или с меховой опушкой в Камбурране дарили супруги «от всей семьи». А вот дарить подштанники означало намек на бедность одаряемого и воспринималось как насмешка. Зато хорошие верхние штаны – отличный подарок!

Драгоценности, серебро, золото, самоцветы – подарок дорогой и обязывающий, поэтому он предполагает или отдарок, или сам служит отдарком (например, за подаренную лошадь) либо наградой за оказанные услуги, или показывает исключительно горячее расположение дарителя. При этом значение камней во многих случаях учитывается, и могут возникнуть недоразумения, если северянину, привыкшему к карличьим, допустим, толкованиям этих значений, украшение с камнями дарит южанин, опирающийся при этом на их вингскую или вингарскую символику…

Передача прав на землю (на часть надела) — это всегда предложение вступить в семью, путем брака либо установления названого родства. В ином случае такой дар можно принять только у князя.

Еще одна опасность при дарении подарков – это вероятность преподнести что-то, противоречащее личным обетам одаряемого. Понятно, что человеку, известному как почитатель Подателя Жизни, не стоит дарить оружие, окорок или кожаные сапоги; но не всегда обеты человека ведомы его друзьям, а расспрашивать о них прямо неприлично; в любом случае, это одна из причин того, что любой дар прежде всего предлагается – и один из пристойных поводов от нежелательного дара отказаться, не испортив отношений с дарителем. Предупредить заранее о том, что ты собираешься подарить, в Мэйане никогда не считалось неприличным — скорее, осуждалось обратное. Свидетельством тому действо Джакилли Мембери «Нежданный гостинец» (590-ые гг.), где речь идет о сугубо неуместном даре. Даруется 1) чудовище (на самом деле заморское животное, хоботарь, но принадлежность его к боевым, ездовым, тягловым либо каким-либо еще видам домашней скотины в ту пору мэйанам совершенно не известна); 2) вероятно, краденное; 3) в сопровождении невольников (погонщиков, обученных управляться с хоботарем); 4) требующее чрезвычайных расходов на свое содержание. Кроме того, остается вероятным, что даритель (мятежный миджирский князь Гаямулли, находящийся в изгнании на острове Винге) своим гостинцем выражает готовность принять одаряемого к себе на службу, что, разумеется, звучало как совершенно оскорбительное предложение и для короля Объединения (для кого изначально предназначался дар), и для любого из граждан Королевства.

Широчайшие возможности для преподнесения многозначительных подарков открыло учение об устроении стихий: ведь любой предмет относился к какой-либо стихии и заключал в себе все соответствующие связи и намеки. Здесь недоразумения могли проистекать преимущественно в случаях, когда одаряемый в устроении разбирался лучше, чем даритель, и мог усмотреть в подарке нечто совершенно не предполагавшееся…

Поэтому осторожный человек избегал преподносить дары, не посоветовавшись сначала со знающими людьми – или старшими, или известными своей щедрость, или хорошо знающими одаряемого. И в любом случае добрый совет могли дать в каком-либо из храмов – особенно в храме Старца, Творца либо Премудрой. И получить за это какой-нибудь скромный дар…