Религия

СЕМИБОЖИЕ   Мэйанское Семибожие Пророк Халлу-Банги Учение о богах и творении мира Пять первоначал Храмовые преобразования Жречество и рыцарство Чудовища и суеверия Пророчество Байджи Баллуского Наука устроения стихий   Особенности Семибожия у других народов и племен Люди Вингары Меа-меи Мохноноги Карлы Древлени Орки и людоеды Хобы Камиларри Лешаки Гоблины

ЕДИНОБОЖИЕ В АРАНДЕ

ЕРЕСИ Ересь Камионго Вингарский мистицизм Ересь Дживекко

 

СЕМИБОЖИЕ

 

«Семибожием» исходно называли совокупность верований и обрядов, которым так или иначе следует большинство племен Джегура начиная с дибульских времен. По сходству с этими способами богопочитания тем же словом «Семибожие» стали обозначать верования других народов, в частности, жителей Нового Вингарского Царства.

Семибожие предполагает почитание Семи богов, наличие храмов и жречества, творящего обряды этим богам. При этом как правило каждому из богов творятся обряды в отдельном храме, но возможны также и парные, тройные, семеричные святилища. В то же время мэйанское семибожное богословие признавало за Семибожие (с оговорками) некоторые местные верования, не подходящие под какое-либо из этих определений: например, почитание Восьмерых богов в Вингаре и у меа-меев, отсутствие храмов и  жрецов Семерых у тех же меа-меев или у орков др. В наиболее расширительном понимании «Семибожием» мэйане называли любую многобожную религию Старого Света, в которой удавалось отождествить с Семерыми хотя бы некоторые божества. При этом Семибожие противопоставляли арандийскому Единобожию, а позднее — и пардвянскому Двоебожию.

 

Мэйанское Семибожие

 

Пророк Халлу-Банги, основатель мэйанского семибожного богословия

Халлу-Банги, основоположник общепринятого в Мэйане семибожного учения, родился в княжестве Баллуском около 180 г. Об. Он обучался при Умбинском храме Премудрой и там же принял сан, однако к концу 210-х гг. Об. перешел в баллуский храм Творца и вскоре принял сан уже по новому обряду. В эти же годы он совершил паломничество в горы Ирра-Дибула. Согласно его собственным сочинениям, там он встречался и беседовал с представителями древних племен — исполинов, псоглавцев и др., изучая их старинные предания. В 223 г. Об. Халлу-Банги возвратился из паломничества, во время которого он лишился одной ноги. Он приступил к изложению учения, обретенного в откровении у священного горного озера и почерпнутого из бесед с древними племенами.

К основным трудам Халлу-Банги относятся «Книга о начале Столпа», «Древности Джегура», «Война Змиев и Исполинов», «Наставление Ликомбо», «Опровержение заблуждений». Халлу-Банги, проповедуя свои воззрения, в то же время настаивал на переустройстве богопочитания в Мэйане. Его предложения встретили поддержку нескольких местных храмов и короля Объединения Ликомбо. Ряд съездов жречества признал Халлу-Банги пророком, а его учение — истинным, и с 230-х годов новое богословие начало укрепляться по всему Объединению. Сам Халлу-Банги скончался в новом паломничестве около 250 г. Об. К началу 4 в. Об. его учение, соответствующее храмовое устройство, обрядность и календарь почти безоговорочно восторжествовали по всему Мэйану.

 

Учение Халлу-Банги о богах и о творении мира

К началу проповеди Халлу-Банги в Объединении почиталось большое количество богов, — покровителей различных местностей, занятий, явлений природы и т.п. Обычно эти боги не имели личных имен, но лишь нарицательные величания: «Творец», «Кормилец», «Ткачиха», «Небесный трубач», «Владычица струй реки такой-то» и т.п. Согласно Халлу-Банги, каждое из этих прозваний относится к одному из Семерых богов: к Байаме, Куриджилу, Гаядари, Муллиану, Вида-Марри, Бириун или Мургу-Дарруну.

Байаме (Творец, Не Имеющий Обличия) создал четыре изначальные стихии (землю, воду, огонь и ветер) и породил четырех богов этих стихий (соответственно Куриджила, бога земли, Гаядари, богиню воды, Муллиана, бога огня, и Вида-Марри, богиню ветра). Совместными стараниями эти четверо Старших богов и Байаме совершили так называемое «Устроение стихий», то есть создали Столп Земной, в котором четыре стихии и четыре соответствующие им «начала» — Закон, Добро, Зло и Вольность — пребывают в вечно колеблющемся Равновесии. Само Равновесие считается «пятым началом», основой существования мира; оно находится непосредственно в ведении Байаме. Затем совершилось так называемое «Обретение Сущности»: оно заключалось в том, что Четверо Старших создали живых тварей, в том числе и разумных. Первыми разумными тварями считаются исполины. Затем боги, все еще действуя порознь, создали прочие племена, каждое из которых, соответственно, имеет покровителя из числа Четверых. И наконец, уже совместно Четверо и Байаме создали людоедов, мохноногов и людей.

Живые твари начали плодиться, в том числе вступая в греховное смешение между породами и племенами, что послужило причиной появления чудовищ. К таковым, заметим, не относятся ни исполины, ни змии, хотя о происхождении последних у Халлу-Банги говорится достаточно противоречиво — в одном месте он сообщает, что они существовали еще до создания мира, в другом  причисляет их к первотворениям наряду с исполинами. Смешение и перенаселение Столпа Земного побудили Муллиана и Вида-Марри, в ответ на молитвы страдающих живых тварей (кроме древленей), породить божество Смерти — Мургу-Дарруна, и с тех пор живые твари начали умирать. В свою очередь, Куриджил и Гаядари породили в помощь разумным тварям Бириун — богиню мудрости и знаний, в том числе чародейских. Байаме, увидев новое божество и его дела, предрек, что Столп Земной рано или поздно погибнет, сокрушенный избытком чародейства, боги же в эту пору покинут мир и заново создадут другой мир. Это побудило ряд разумных племен, в том числе карлов и мохноногов, отречься от чародейства за себя и своих потомков.

Далее Халлу-Банги подробно описывал распри и войны змиев с исполинами в горах Ирра-Дибула, где обеим сторонам помогали различные живые твари. Войны эти завершились добровольным самопожертвованием вождей обеих сторон, после чего большинство змиев и исполинов покинуло Джегур, а разумные племена, участвовавшие в войне, расселились по всему материку.

 

Пять первоначал

По семибожному учению Халу-Банги, сотворенным миром и каждым отдельным живым существом в нем управляют пять первоначал: Равновесие, Закон, Вольность, Добро и Зло. Таким образом Творец Жизни и Четверо Старших богов присутствуют в своем творении. Творцу Байаме соответствует Равновесие, Старцу Куриджилу — Закон, Владычице Вод Гаядари — Добро, Воителю Пламенному — Зло, Плясунье Небесной — Вольность. Вольность и Закон мыслятся как отклонения от Равновесия в противоположные стороны, и точно так же — Добро и Зло. Важно, что Вольность или Закон прямо не соотносятся ни с Добром, ни со Злом, и, следовательно, не противоположны ни тому, ни другому. Целью, общей для всех живых тварей, Халлу-Банги считает достижение Равновесия. Как стремление к Добру, так и следование Злу (или только Вольности, или только Закону) осуждаются как впадение в крайности.

Начиная с 6 в. Об. учение о пяти первоначалах во многом уступает место учению о двенадцати стихиях (см. ниже Наука устроения стихий).

 

Храмовые преобразования Халлу-Банги

Преобразования, основанные на богословии Халлу-Банги, объединили множество независимых культов Мэйана в семь основных.  См. таблицу:

 

 

Каждое из местных святилищ было приписано к одному из семи культов (часто искусственным образом). Например, местное божество Мирралайя, которое почитали в среднем течении реки Юалайя как покровителя всех побережных жителей, а не только рыбаков, отождествили с Водной Владычицей. Бога Тростниковых Полей в южном Умбине стали чтить как Премудрую Бириун, поскольку тростник идет на выделку бумаги и писчих принадлежностей. Поклонение Тетушке Свахе (заступнице молодоженов и детей) в Баллу долго делили между Старцем и Подателем Жизни, но в итоге отнесли к Старцу Семейному. Особенную трудность вызвали культы не мэйанского происхождения. Так, кузнечное дело, заимствованное людьми у карлов, связано было с почитанием Старца Плавильщика, однако в Мэйане со временем обработку металлов связали с Воителем Пламенным даже в тех случаях, когда речь идет о выделке сельскохозяйственных орудий, а не оружия. Обряды Солнцу, принятые у людей малубимба и их потомков в южном Баллу распределили между культами Пламенного и Подателя Жизни.

Затем отдельные святилища того или иного из семи культов соединили в общемэйанскую сеть с подчинением головному святилищу в определенном культовом центре. С этого времени понятие «храм» в Мэйане становится двузначным: это и отдельное святилище, и сеть святилищ одного из семи культов, взятая как целое.  Жрецы соответствующего культа («цвета») стали избирать Предстоятеля этого цвета (например, «Пестрого Предстоятеля», он же «Предстоятель Пестрого храма»), тогда как раньше жрецы разных святилищ той или иной области выбирали своего главу по местному признаку («Предстоятель земли Баллу» мог быть и «желтым», и «зеленым» и любым другим жрецом). В пределах каждой из храмовых сетей определенного «цвета» утвердился единый обычай посвящения жрецов и были введены ступени посвящения. От ступени посвящения зависело дозволение жрецу проводить те или иные обряды, за соблюдением такого порядка стал следить общехрамовый надзор в пределах данного культа (одного из семи). В каждом из семи храмов ввели свой порядок обязательного обучения и испытания; не пройдя их, человек не мог считаться жрецом, даже если он и обладал чудотворными способностями и был признан за жреца прихожанами в какой-то местности. Была установлена единая мера храмового сбора внутри каждого из семи храмов. Как этот сбор, так и доходы с храмовых земель, мастерских и пр., перераспределялись в пределах данной храмовой сети, что позволяло, в частности, усилить влияние данного храма в тех частях Мэйана, где исходно не были распространены культы соответствующего «цвета». Королевские власти деятельно поддерживали подобные новшества как полезные для укрепления единства Мэйана.

 

Жречество и рыцарство Семи храмов

 

 

С точки зрения ряда мэйанских историков 12 в. Об., государственное устройство Мэйана 5-7 вв., хотя и именовалось Объединением, лишь внешне выглядело как союз князей во главе с выборным королем, на деле же в значительной степени оно представляло собой храмовое правление — «семивластие». Жречество было весьма многочисленно: жрецы, рыцари и храмовые служители, не принявшие сана, составляли в некоторых княжествах до одной двадцать пятой части населения. Храмы владели значительной земельной собственностью (особенно храмы Куриджила, Байаме и Мургу-Дарруна), а также мастерскими, лавками и кораблями. В пользу храмов взимались различные сборы: основной небольшой храмовый сбор с прихожан, судебный сбор с тяжущихся в храмовом суде, сборы и пожертвования с мастерских и хозяйств, не принадлежащих храму, но пользующихся покровительством соответствующего божества. Немалый доход приносила пошлина за проезд и провоз товара по храмовым землям (при этом сами жрецы и храмовый товар были освобождены от мирских пошлин). Изначально чудеса храмовыми жрецами совершались лишь согласно воле богов и во исполнение жреческих обетов. Так, способный к исцелению наложением рук «зеленый» жрец не мог отказать раненому или больному в чудотворной помощи, не прогневив Гаядари-Целительницу. Однако в большинстве случаев чудеса, как и другие особые обряды (например, отпевание усопшего или наречение имени младенцу) также сопровождались пожертвованиями на нужды храма. В итоге в руках жречества скопились весьма крупные средства, и уже с 4 в. Об. храмы не только занимались переводом денег в пределах Объединения (связь внутри каждого из храмов была налажена отменно), но и выступали заимодавцами мирян, включая гильдии, бояр и князей. Заметим, что внехрамовое ростовщичество было в то время или запрещено, или находилось в руках немногочисленной нелюди. Например, во второй половине 6 в. занять крупную сумму можно было, кроме храмов, либо в мохноножском торговом доме Джиллов, либо у карлов Нурачара. К этому времени долги некоторых княжеских домов храмам исчислялись сотнями тысяч ланг. Жрец мог обрушить на неплательщика не только вполне ощутимый божий гнев, наслав недуг или неурожай и т.п. (хотя до подобного доходило нечасто), но и гнев всего семибожного населения, не говоря уже об отказе в следующем займе. Поэтому неудивительно, что мирские власти вскоре оказались в весьма заметной зависимости от храмов. Князья и бояре предпочитали сотрудничество с храмами открытому противостоянию. Показателен случай, когда умбинский князь Джабирри, отказавшись уплатить долги дому Джиллов, немедленно сделал новый большой заем в Марди, передав Черному храму на откуп княжеские налоги на три года вперед. В хозяйственном отношении семь храмов в Объединении не имели серьезных соперников вплоть до Великой Зимы 7 в. Об., но и позднее сохраняли немалую силу вплоть до усиления арандийского влияния в Мэйане в 8 в.

Другим источником могущества жрецов был храмовый и божий суд. Широта охвата мэйанской жизни Семибожием позволяла прибегать к храмовому или божьему суду во множестве случаев. Способ испытания при божьем суде соответствовал определенному божеству (поединок — для Воителя, хождение по канату — для Безвидного и т.п.). Такое испытание обязательно освящалось жрецом того или иного храма. За жрецом оставалось право выбора способа испытания и конечное толкование его исхода. Решение божьего суда не подлежало оспариванию со стороны мирских властей и других храмов. В то же время попытка божьего суда, особенно путем поединка, без благословения и присутствия жреца соответствующего храма, в большинстве княжеств каралась как преступление и нечестие.

В руках храмов находились в немалой степени также здравоохранение и образование. Особенно следует отметить Училище Премудрой при предстоятельском храме Бириун в Ви-Умбине, Мардийское правоведческое училище при Черном храме, Пестрое училище при предстоятельском храме Байаме в Ви-Баллу и лекарские училища при храмах Целительницы в Миджире и Баллу. Странноприимные дворы по всему Объединению принадлежали почти исключительно храмам. Срочная передача известий на дальние расстояния, даже если для этого не прибегали к чудотворной молитве, нередко поручалась храмовым гонцам.

Большую часть своей недвижимости храмы сдавали в аренду мирянам. В то же время широко распространены были и храмовые держания. Хотя вооруженные столкновения между семибожными храмами не отмечены со второй половины 4 в. Об., при некоторых храмах (Байаме, Муллиана, Мургу-Дарруна) были созданы боевые отряды рыцарей. Рыцари держали землю от храма подобно королевским или княжеским дворянам или боярским дружинникам; за эту землю рыцари обязаны храму военной или иной службой — в отличие от храмовых хуторян, плативших храму арендную плату деньгами или продуктами. Как и жрецы, рыцари несли обеты и могли обладать некоторыми божьими дарами. (В расхожем словоупотреблении «рыцарем» в дозимнем Мэйане могли называть не только храмового, но и светского дворянина, если хотят подчеркнуть его доблесть, беззаветную преданность господину.) Именно рыцари чаще всего осуществляли сбор храмовых податей, а также сбор сведений и т.п. Надо заметить, что рыцари по сравнению со светскими держателями больше времени уделяли службе, нежели своим имениям, и именно эти отряды во время и после Зимы (наряду с арандийскими образцами) послужили прообразом постоянного войска. Разумеется, на храмовой службе находилось и большое число мирян, не обладавших божьими дарами и не держащих земли, но несущих храмовую присягу. Так, например, считалось, что преступность в Объединении почти полностью находится под управлением и надзором  храма Вида-Марри через глав «белых гильдий».

Будущие жрецы (а порою и рыцари) после особой подготовки при крупных храмах или личного ученичества у местных жрецов должны были пройти испытание, которое производилось почти ежегодно при каждом из предстоятельских храмов. На испытаниях проверялось прежде всего знание обрядности, молитв, заповедей и обязательных обетов соответствующего культа, знание храмового права, а затем — наличие божьих даров. Считалось, что дары проявляются, как правило, еще в ходе обучения, после принесения жреческих обетов «в сердце своем». В любом случае, мирянин, на которого снизошли божьи дары, привлекал самое пристальное внимание храмов и ему настоятельно предлагалось пройти обучение на жреца или рыцаря и принять храмовую присягу или обеты. Жрец обычно принимал все обеты, подобающие данному храму, но сравнительно немногие являли все многочисленные дары соответствующего божества — для принятия сана считалось достаточным хотя бы одного или двух из даров. Некоторые испытуемые к этому времени были способны вознести и чудотворную молитву, но это рассматривалось скорее как исключение, порою даже нежелательное. Затем торжественно приносились (или подтверждались) жреческие обеты и производился обряд рукоположения в жрецы или посвящения в рыцари. После этого в кратчайшие сроки принималось решение о том, при каком храме будет нести впредь свою службу новый жрец и какую именно службу. При этом способность или неспособность к вознесению чудотворных молитв обычно оказывалась решающей.

В целом к вознесению тех или иных чудотворных молитв были способны очень многие жрецы (по некоторым сведениям — более половины), но действительно крупные чудеса были доступны весьма немногим. Все известные чудеса в каждом храме были разделены на несколько ступеней по сложности молитв и обрядов и по степени действенности, описания их имелись в молитвенниках и справочниках, доступных даже новопосвященным жрецам (но не мирянам). Как только жрец замечал за собою способность к вознесению действенной чудотворной молитвы следующей ступени, он должен был вновь направиться в предстоятельский храм, чтобы пройти там испытание посвящение в очередной сан.

Заметим, что способность к чудотворству не была определяющей для храмовой карьеры: известно много случаев, когда Предстоятелем того или иного храма избирался жрец, не имеющий высшего сана и не способный к наиболее сложным и могущественным обрядам. В задачи Предстоятеля входило прежде всего соразмерение действий жрецов всего его храма, а для этого способность вознести молитву, например, о полном исцелении от всех недугов или о землетрясении была не первостепенной. Впрочем, не следует забывать, что для Предстоятеля оказывалась доступной вся благословенная храмовая утварь и чудесные предметы соответствующего храма, что сильно помогало ему вершить даже очень сложные обряды и молитвы.

 

Чудовища и суеверия

В «Джегурских древностях» Халлу-Банги были описаны многие диковинные существа, действительное существование которых уже в его время подвергалось сомнению. Халлу-Банги подтвердил существование змиев и исполинов, а также псоглавцев, с которыми в северных предгорьях доводилось сталкиваться не только ему. При этом он всячески подчеркивал разумность этих тварей, несмотря на то, что язык  змиев не воспринимается людьми как членораздельная речь, а псоглавцы к таковой и вовсе неспособны из-за строения своей гортани. В то же время Халлу-Банги целый ряд тварей причислял к чудовищам, порождениям «века смешения». Некоторые из них (например, белый мохнатый змей или говорящие камни) встречались на Ирра-Дибула и позднейшим путешественникам, причем не только мэйанским. Другие же (например, двугорлый поглотитель) известны только со слов Халлу-Банги. Однако многие чудовища, только упомянутые великим богословом, были подробно описаны другими лицами (например, Варруной Лжецом или храмовыми странниками, исследовавшими Ирра-Дибула в поисках священных Дисков в 6 в. Об.). Эти твари получили вполне четкие очертания в народных поверьях. Признавая, в соответствии с «Джегурскими древностями», существование большинства из этих существ, Семь храмов гораздо более сдержанно относились к подробностям в их описании.

ЗМИИ, наряду с исполинами — самые древние, крупные и могущественные обитатели Столпа Земного. Богословы и ученые различали множество пород змиев. Все змии — яйцекладущие, растут скачкообразно, сбрасывая кожу, подобно обычным змеям. Есть змии бескрылые и крылатые (с одной или несколькими парами кожистых крыльев), водные и сухопутные, хищные и мирные, покрытые чешуей, кожей или шерстью, некоторые дышат огнем, другие — холодом, ядовитым паром и др. Все змии по природе своей разумны и волшебны, большинство имеет также прирожденное чутье на чары. Общие свойства змиев — подвижность (в противоположность исполинской устойчивости), а также алчность (тяга к сокровищам) и способность принимать любое обличье, в том числе и человеческое.

В семибожном богословии иногда считается, что змии существовали еще до сотворения Столпа Земного, в области так называемых «чистых стихий»: поэтому говорят о «допрежних змиях». Позднее змии вместе с исполинами (первотворениями старших богов) заселили горы Ирра-Дибула. После многовековых войн с исполинами и заключения мира змии, уцелевшие в войне, покинули Ирра-Дибула. Вплоть до Великой Зимы в дибульских горах находили останки змиев и исполинов, весьма ценимые кудесниками как сырье для чародейских изысканий.

(Важно иметь в виду, что в Аранде понятие «змий» толковалось иначе. Там «змий» (аранд. Бенг) — это наиболее совершенное из живых существ, обладающее свойствами и зверя, и птицы, и пресмыкающегося, и разумной твари, способное перемещаться в любой среде. Поэтому змий — наиболее подобающий, но, разумеется, не единственный образ для Единого Бога (аранд. Джанг, Джангабул) и для Бенга как священного правителя, Царя Аранды. Появляясь перед народом, арандийский царь надевал золотую личину змия. Благочестивые единобожники держат в своем жилище рисованное, печатное, вышитое либо тканое изображение змия.)  

ИСПОЛИНЫ — первые творения четырех старших богов (Старца Каменного Куриджила, Владычицы Вод Гаядари, Плясуньи Небесной Вида-Марри, Воителя Пламенного Муллиана). Исполины имели человеческий облик (точнее, наоборот: люди созданы были по образцу исполинов), тела их состояли из стихий смешанных, но все же еще весьма чистых. Так, каменные исполины имели кости из камня и т.п. Исполины обитали в горах Ирра-Дибула вместе со змиями. Со временем в помощь исполинам были созданы другие разумные существа, в т.ч. люди. Однажды между исполинами и змиями вспыхнула война, длившаяся неизмеримо долгие столетия. Она окончилась примирением сторон и их общим исходом с Ирра-Дибула, причем люди последовали за исполинами (в так «Дибульский путь»). По учению богословов 6 в. Об., в новейшие времена на Ирра-Дибуле обитают немногочисленные потомки исполинов, прочие же удалились из пределов известного мира: лишь небольшая часть дибульских исполинов живет на острове Мунгаи. (В Царстве Арандийском издревле считалось, что берегам Аранды грозит нападение мунгайских исполинов: противостоять им призваны были чиновники Палаты Охраны Границ.)

Полностью признано храмами было существование Корягина и Топтыгина. КОРЯГИН описывается как грозное морское чудище, подобное огромному черному спруту. Считалось, что в каждом море обитает лишь один настоящий корягин, господин над всеми морскими тварями.

ТОПТЫГИН в мэйанских поверьях — это чудище огромного роста с головой свиньи и телом медведя. Лапы его имеют по пять пальцев без когтей, на носу — мясистый нарост, подобный рогу, шерсть — снежно-белого цвета. Обитают топтыгины в горах. По некоторым преданиям, на каждом из материков живет только один настоящий топтыгин, господин над всеми зверями.

ЛЮДОГЛАВКА представлялась как крупная змея с человеческой головой, способная к разумной речи и к чародейству. Обитает она обычно в озерных водах или в развалинах. Ее существование было признано храмами после похода за Дисками, причем утверждалось, что некоторые людоглавки не только разумны, но и весьма благочестивы, являя собою сочетание благих качеств змиев и исполинов.

СМЕРДИЦА, крупная копытная тварь с барсучьей мордой и сросшимися зубами, способная к искуснейшему звукоподражанию и источающая непереносимое зловоние, считалась воплощением всяческого зла и мерзости. Впрочем, ее существование никогда не признавалось храмами.

ОГНЕННАЯ ПТИЦА, появление которой предвещает пожары или ратную славу для увидевшего ее, появилась в мэйанских поверьях, видимо, из орочьих легенд.

КАМЕННЫЙ ПЕТУХ, обитающий в горах и способный превращать в камень прикосновением клюва, известен из карличьих преданий (в основном не гиджиригарских, а дугуберских).

Однако наибольшую известность получили две иные твари: умблоо и Незримый Винопийца.

УМБЛОО под именем Многоглазки упоминается у Халлу-Банги как наиболее чудовищный из плодов Смешения. В мэйанских поверьях оно предстает как безобразное чудовище синего цвета с множеством глаз, покрытое синей пеной. В переносном смысле умблоо (тж. умбло) — это нечто уродливое, страшное или нелепое. Его имя использовалось в Мэйане как  ругательство («какого умбла ради» и т.п.). Выражение «до умблова новомесячья» обозначает немыслимо долгий срок.

ПРИЗРАЧНЫЕ БРАЖНИКИ, в умбинских городских поверьях — пара таинственных пьяниц, способных завлечь нестойкого ко хмельному гражданина якобы для совместной попойки, а затем зачаровать и обобрать (или и того хуже — подобно упырям высосать у него часть «ума», «здоровья», «жизненных сил»). Будучи неупокойными духами, Бражники  действуют по воле Судии Праведного, карая людей за пьянство (впрочем, храм Судии никогда не поддерживал этого суждения). Иногда Бражники могут выступать и поодиночке, и тогда каждого из них в отдельности называют НЕЗРИМЫМ ВИНОПИЙЦЕЙ. Винопийца тайно проникает в дома, чтобы опустошать хозяйские винные или пивные запасы.  

 

Пророчество Байджи Баллуского

Байджи Баллуский родился в княжестве Баллу ок. 495 г. Об. в семье наследственных жрецов Байаме, Творца, Не Имеющего Обличий. В юные годы у него проявились «пестрые» дары: чутье к Равновесию и Жизни, способность исцелять наложением рук. Окончив Пестрое училище в Ви-Баллу, Байджи принял жреческий сан и служил в одном из столичных храмов. В 535 г. Об. Байджи лишился дара речи на срок в один год. Затем он снова обрел способность говорить и рассказал об откровении Творца, данном ему. Эти рассказы были признаны за истину всеми Семью храмами, позднее они называются «Пророчествами Байджи Баллуского».

Согласно этим пророчествам, Творец Байаме в древние времена открыл разумным тварям ряд чудотворных молитв особой силы. Отчасти это были молитвы о чудесах, могущих приумножить Равновесие за счет обострения таких крайностей, как Закон и Вольность. Отчасти же это были молитвы о чудесах, основанных собственно на Равновесии: на числах, мерах и на преобразованиях времени (ускорение или замедление его хода). В «век смешения», удрученный многими грехами живых тварей, Творец лишил их способности возносить эти молитвы. Однако слова молитв и описания соответствующих обрядов были занесены на медные диски (так называемые «дибульские диски»). Диски были сокрыты до поры в труднодоступных местах. Часть их, посвященная Закону, хранилась в горном краю Ирра-Дибула на дне Святого озера. Часть, связанная с Вольностью, пребывала в подземном храме в вингарском городе Муллу-Муллунг (позднее этот город был разрушен землетрясением и поглощен морем, так что диски оказались под водою Варамунгского пролива). Наконец, диски с молитвами о Равновесии были сокрыты на дальнем северном острове Унгариньин (во времена Байджи Баллуского берега Унгариньина были недосягаемы для моряков). Весть, открытая Творцом Байджи Баллускому, состояла в том, что за прошедшие века живые твари стали на путь избавления от скверны смешения, а потому молитвы могут снова стать их достоянием. Байджи не утверждал, что в откровении Творца речь каким-либо образом шла о будущем конце времен и возможной его отсрочке, однако его пророчество вскоре было истолковано в том смысле, что молитвы с «дибульских дисков» способны предотвратить крушение Столпа Земного. Семь храмов поддержали такое толкование.

На межхрамовом совете 537 г. было принято решение о снаряжении паломничества в горы Ирра-Дибула на поиски Дисков Закона. В число паломников вошли представители разных храмов и миряне. Примерно через год один из отрядов паломников вернулся в Ви-Баллу и представил жрецам Семи храмов добытые медные диски с древними письменами на дибульском языке. Всего дисков было восемь, разного размера, шириною от одной до пяти пядей. Диски были изучены, но вознесение обретенных молитв было отложено до поры, когда будут найдены диски Вольности и Равновесия, ибо иначе соотношение пяти мировых начало может нарушиться.

Приключения паломников за Дисками в горах Ирра-Дибула легли в основу многочисленных мэйанских повестей, в том числе предназначенных для народного чтения и украшенных различными баснословными подробностями. К таким повестям часто издавались печатные картины. Самые известные из них изображают возвращение паломников с гор на спине у «милосердного змия», который вызвался оказать помощь благочестивцам.

В дальнейшем вопрос о поисках оставшихся Дисков поднимался не раз, однако до Великой Зимы новые паломничества так и не были снаряжены. Некоторые благочестивые семибожники отправлялись на поиски Дисков самостоятельно, однако их усилия к успеху не привели. В 567 г. Предстоятель храма Небесной Плясуньи Вида-Марри заявил, что в одиночку двинется по воздуху на Унгариньин и станет искать там диски Равновесия (иные утверждали, будто он добавил: «и перепрячу их понадежнее»). Предстоятель из полета не вернулся. Отряды жрецов и мирян, занимавшиеся уже его поисками, сделали ряд важных географических открытий, однако высадка на Унгариньине так и осталась невозможной.

В середине  540-ых гг. Байджи Баллуский отправился во благочестивое странствие, из которого не вернулся. Позднее его почитали в Мэйане как пророка и полагали, что он не умер, а достиг высшей святости и слился с Байаме, Не Имеющим Обличий.

Диски Закона после 538 г. хранились в  Ви-Баллу, причем за сохранность их отвечали не жрецы, а миряне: лично князь Баллуский или кто-то из его ближайших родичей. По преданию, во время Великой Зимы диски с чудотворными молитвами Закона были утрачены. Начиная с середины 6 в. Об. в Мэйане имели хождение «поддельные» Диски: изделия из меди с непонятными дибульскими письменами. Такие диски продавались как диковинка или служили для украшения помещений. В 12 в. Об. некоторое число подобных «ложно-Дибульских» дисков было обнаружено археологами в Камбурране и других землях Мэйана. Знатоки древней словесности делали попытки расшифровать надписи на них, однако к единому мнению в этом вопросе не пришли.

Байджи Баллуский известен не только как пророк, но и как основатель «науки устроения стихий» в Мэйане.

 

Наука устроения стихий

«Устроение стихий» — понятие многозначное. Основных его значений три.

1. В семибожном богословии «Усторение стихий» — это одно из важнейших событий мировой истории (наряду с «обретением сущности»): под «устроением» понимается то, когда Творец, Не имеющий Обличия, вверил стихии (землю, воду, ветер, огонь) четырем старшим богам (см. «Учение Халлу-Банги»).

2. «Наука устроения стихий» — это всеобъемлющее учение об устройстве мира. Оно рассматривает каждое из существ, событий, явлений в мире как определенное сочетание двенадцати стихий. В этот список входят стихии 1) Равновесия, 2) Земли, 3) Воды, 4) Ветра, 5) Огня, 6) Смерти и 7) Мудрости, а также 8) Буйная страсть (соответствует Рогатому Вайамбе), 9) Устойчивость (соответствует исполинам), 10) Подвижность (соответствует змиям), 11) Обретение сущности и 12) само Устроение стихий (как событие). Согласно науке устроения, всякий предмет, доступный наблюдению, живой или не живой, может быть исследован с точки зрения соотношения в нем стихий. С другой стороны, каждый такой предмет сам входит в некую совокупность вещей как одна из ее двенадцати составляющих. Существуют таблицы соответствия различных явлений стихиям.

3. «Устроение стихий» — это также и процесс приведения стихий того или иного существа, места и т.п. в надлежащее («равновесное») состояние путем восполнения ослабленных или уменьшения чрезмерно развитых стихий. Мастер, искушенный в науке устроения («устроитель стихий»), может исследовать стихии и дать советы по их уравновешению. Применительно к живому разумному существу это могут быть указания воздержаться от одной пищи и увеличить потребление другой, сменить жилище и пр. Наука устроения стихий позволяет также понять, к какому роду деятельности более всего предрасположено то или иное лицо, какие знакомства для него предпочтительны, какие черты нрава ему надо развивать в себе, а от каких избавляться и др. Основателями науки устроения стихий и крупнейшими мастерами-устроителями считались Байджи Баллуский и ученый Пау Винги с острова Винги (конец 5 в. Об.). Злую славу снискал себе мастер-устроитель Байджи Ларбарский (вторая пол. 6 в. Об.). О нем ходили слухи, будто он погубил нескольких своих клиентов, расстроив им стихии; кроме того, опыты Байджи Ларбарского будто бы привели к расстройству равновесия в общественной жизни Объединения в целом.

Образы и сравнения, заимствованные из учения об устроении стихий, часто встречаются в мэйанской изящной словесности.

 

Особенности семибожия у других народов и племен

 

Люди Вингары

1.Жители Древнего Вингарского царства, народ малубимба, почитал Семь богов. При этом в каждом из храмов творились обряды всем богам. Святилища малубимба — небольшие восьмиугольные каменные строения без дверей и с нишами в стенах. В семи нишах помещались изваяния богов, в восьмой было устроено место для молящегося. Входили в такое святилище или через подземный ход и люк в полу, или через отверстие в крыше по съемной плетеной лестнице. Обряд в святилище не предполагал многолюдного собрания, целью его считалось не величание либо умилостивление богов и не единение общины, а очищение мыслей верующего.

Жречества как такового у малубимба не было, но распространено было духовное наставничество. Каждый человек проходил одно или несколько посвящений, включавших в себя испытания чудотворных способностей. Мужчина проходил обязательные посвящения на одиннадцатом, двадцать девятом и сорок первом году своей жизни, женщина — на восьмом, восемнадцатом и двадцать восьмом году. Возможны были и особые обряды посвящения, не связанные с этими сроками. Если испытание оказывалось успешным, то есть оказывалось, что этот человек способен возглашать одну из чудотворных молитв, то об этом сообщалось общине и в дальнейшем человек мог исполнять своеобразное служение «жреца одной молитвы» (или нескольких, но обычно не более трех). Человек, прошедший три обязательных посвящения, мог быть духовным наставником для людей своего пола. При этом различались умение молиться и знание молитв: знать молитвы как правило должен был каждый человек, чтобы, при надобности, поведать их слова своему молодому брату или сестре по вере: малубимба полагали, что научить молитве способен тот, кто сам не умеет ее возглашать, но знает ее слова.

Наряду с храмовыми посвящениями проводились также большие общинные и государственные обряды. При этом во время обряда во славу того или иного божества вместе молились все общинники, умеющие возглашать чудотворные молитвы этому божеству, а остальные поддерживали их моление пением соответствующих гимнов, общеизвестных, но не признанных в качестве молитв.

Особым вниманием иноплеменников пользовались два божества, чтимых у малубимба. Первое — Муллунг,  мужское солнечное божество, властитель огня, света и податель всяческих благ. Образом его служил тигр (варада) или существо с телом человека и головой тигра. Позднее в Новом Вингарском царстве Муллунг Воитель был прославлен как бог войны; семибожники Джегура отождествили его с Воителем Пламенным Муллианом. Второе — женское лунное божество Кулла-Гайли, властительница моря, ночного звездного неба, сестра и супруга Муллунга, заступница детей, матерей, недужных и т.д. Ее образом было морское животное брума (вингарский голубой дельфин) или существо с человеческим телом и головой дельфина. Позже джегурские семибожники отождествили эту богиню с Владычицей Вод Гаядари. Иное воплощение той же богини, почитали жители внутренних областей Вингары, обитатели болот. Здесь Нумба-Кулла — богиня тьмы, болезни и разрушения, изображали ее в облике змеи или болотной птицы таммы (она же нумба, исполинская выпь, чьи перья, по преданию, ядовиты).

С обрядами во славу Муллунга и Куллы связаны были представления малубимба о священном браке. Древние правители царства, по преданию, брали в жены своих сестер. Позже этот обычай исчез, но невесту царя перед свадебным обрядом провозглашали его сестрой. Часто цари, а иногда и другие знатные люди малубимба брали в жены сразу двух женщин, бывших родными или назваными сестрами.

Третье и четвертое божества, чтимые у малубимба, — это Тиддарака и Бангаянга. Тиддарака, брат Куллы и Муллунга, бог смерти, времени, договора и суда, отождествлялся с джегурским Мургу-Дарруном, его животными считались волки и собаки, а птицами — вороны.  Бангаянгу, божество лесов и всякой растительности, иногда чтили как покровителя живой жизни вообще. Малубимба прославляли бога Бангаянгу как первооткрывателя ремесел, основателя человеческого обряда, а также властителя таинств, наставника, руководящего всяким посвящением. Именно он, по преданию, дал народу малубимба его имя — в честь дерева малуви (малуби), вингарской пальмы. Тиддараку и Бангаянгу чтили как близнецов не по рождению но по взаимному избранию. С этим преданием, как и с преданиями о Муллунге и Кулле, было связано почитание близнецов и особый обряд гадания, при котором человеку открывалось имя его «неродного близнеца» — человека, связанного с ним некой внутренней связью, хотя и не обязательно принадлежащего к его семье, общине или даже к его поколению. Священным животным Бангаянги считался бык, но могли его изображать также и в виде или птицы уджут (вингарской сойки) или в облике обезьян: гамамбуку (крупная серая обезьяна с «песьей» головой) или таджар (небольшая обезьяна черно-рыжей окраски со светлой «человечьей» мордой).

Другие божества, почитаемые у малубимба — Гири, Мунда и Наринга. Лесной бог Гири, заступник зверей, позже был соотнесен со Старцем Гириги (джегурским Куриджилом), а также с Вамбой (Вайамбой). Из животных ему соответствовали олень-гири или антилопа кайлат. Мунду, божество торговли, заступника путешественников, соотносили с Марриндой и джегурской Вида-Марри и изображали в виде змеи, мангусты или кошки, иногда — в виде пернатого существа с кошачьей головой. Нарингу, по некоторым преданиям, чтили как сестру и супругу Бангаянги, а по другим — как его сестру, отданную им в жены богу Тиддараке. Покровительница священного слова, молитвы и песни, а также ворожбы, она была соотнесена с богиней Мудрости Бириун, чтимой на Джегуре. Ее образом была перелетная птица нари (журавль) или мелкая обезьяна буруланга («лесной певун»).

Кроме семи богов малубимба чтили также Извечное Начало, мыслимое как Ничто, из которого происходит всякое Нечто. Оно ни в коей мере не наделялось личностными чертами, но мэйанские богословы соотносили его с Творцом, Не Имеющим Обличия. Из этого Начала, по верованиям малубимба, вышли и боги, и смертные существа, и мир, населенный ими. Во славу Начала не творили обрядов и не возглашали молитв, но при посвящениях человек должен был искать той глубины сосредоточения, на которой он смог бы осознать себя единым с этим Началом. Близнечный обряд предполагал постижение единства между назваными братьями, бывшими некогда одним целым в Извечном Начале. То же относится и к единству супругов, освящяемому в свадебном обряде.

После падения Древнего Вингарского царства обряд малубимба сохранился в некоторых областях южной Вингары, на острове Варамунга и отчасти в городах, основанных людьми Малубимба за морем (например, в Ларбаре). Почитание животных и растений в основном сошло на нет, однако многие черты обряда и верований малубимба были переняты как вингарцами времен Нового Царства, так и джегурскими семибожниками-дибульцами. В конце 6 в. Об. во многом по образцу храмов малубимба обустраивались мэйанские храмы во славу Семи богов.

2. После падения Баггар-Даггада и образования Нового Вингарского царства (4 в. Об.) религия в западной и северной частях острова пошла по несколько иному пути под влиянием заимствований из богословской мысли Мэйана, прежде всего из учения Халлу-Банги. Вингарцы стали почитать Семерых и Вайамбу (Святая Восьмерица), несмотря на целый ряд отличий в обряде. Важную роль сыграло и то, что новая царская династия объявила, что находится под непосредственным покровительством Воителя Муллиана (Муллунга) и пришла к власти под его красными знаменами. Таким образом, культ Муллунга быстро стал главенствующим в государстве. Царь (носящий титул Пламенного Престола), будучи верховным светским правителем, оставался лишь одним из членов совместно управляющегося Красного рыцарского ордена и нес соответствующие обеты. Уже через сто лет это привело, с одной стороны, к резкому усилению влияния храма Муллунга (за счет прочих храмов, лишившихся даже части пожалованных им прежде земель), а с другой – к нарастанию противодействия царскому обряду. В юго-западных областях Вингары развилось мистическое учение, отвергающее общепринятые обряды (см.), а на западе, в области Бугудугады (древнего Баггар-Даггада), Черный храм в третьей четверти 6 в. Об. открыто выступил против Пламенного Престола и Красного ордена, призвав на помощь кочевников яраанба. В итоге обряд Восьмерицы оказался ослаблен на юге, но во многом восстановил свое положение в Бугудугаде и окрестностях. Бугудугадская область объявила себя независимой от Пламенного Престола и изгнала царских и орденских представителей, царь в ответ конфисковал остававшиеся на западных землях владения черного храма и двинул войска на Бугудугаду. Последняя тем временем деятельно налаживала связи с зарубежными храмами, прежде всего Мардийским, и в конце концов заключила договор с Хобом (590 г. Об.), признав праведность и правомочность хобского обряда. Пламенный Престол, отвлекаемый смутами на юге, вынужден был отступить, на деле признав независимость Бугудугады.

 

Меа-меи

Основные отличия верований меа-меев от мэйанских состоят прежде всего в том, что ими почитается не семь, а восемь богов. Более того, именно восьмое божество, Вайамба, пользуется у кочевников наибольшим уважением. Вайамба описывается как существо с телом жеребца (или быка) и торсом человека, он имеет на голове бычьи рога, покровительствует скоту, а также «буйной страсти», плотской любви и всяческому размножению. Только Вайамба из всех богов имеет среди меев служителей – причем мужчины-жрецы Рогатого одеваются и ведут себя подобно женщинам, а жрицы – подобно мужчинам. Семибожное богословие не признает почитания Рогатого бога (у Халлу-Банги не упоминающегося), но и не отвергает его, однако почитателей Старца Семейного весьма раздражает утверждение, что Вайамба – дитя Куриджила и Вида-Марри, рожденное вне брака. Прочие боги у меев не имеют жрецов, а Семибожные служители Владыки Гибели и Премудрой Бириун (злых и страшных божеств, согласно воззрениям степняков) вызывают у них ужас и отвращение своим «отказом от жизни». Главные религиозные праздники у меев приходятся на зиму – это поминовение предков в месяц Владыки (при этом из снега сооружаются истуканы предков, и им совершаются приношения) и начало окота овец в месяц Вайамбы (на этом шумном и веселом гулянье принято ходить переодетыми, в звериных личинах и поощряются недопустимые весь остальной год беззаконные связи).

 

Мохноноги

В качестве главного божества мохноногов почитается Праотец, покровитель земли, земледелия и всяческого произрастания (к последнему причисляются также и животные, и сами мохноноги), которое Семь Храмов соотносят со Старцем Полевым и Старцем Семейным Куриджилом. Мохноноги изображают его, как правило, в виде тучного мужчины неопределенного возраста (не старика и всегда безбородого), порою с подчеркнутыми детородными признаками. Парным к нему женским божеством почитается Праматерь, тучная, почти шарообразная женщина с маленькими конечностями и головою – эти изображения остальные семибожники обычно называют Священной Брюквой, не считают божеством и не сближают с Байаме, как можно было бы ожидать . Похожую форму имеют и тыквы-копилки с нарисованным лицом, помещаемые в божницу на мохноножском домашнем алтаре для сбора сбережений на семейные нужды. Сами мохноноги считают свое племя не творением Четверых старших богов и Байаме (как пишет Халлу-Банги), а порождением  Праотца и Праматери.

С землею связан и заупокойный культ – умерших мохноноги обязательно предают земле, причем без гроба, а как погребальные, так и заупокойные обряды включают в себя пляски на местах захоронения усопших.

Особенностью мохноножского богопочитания является также культ небесной богини (отождествляемой с Вида-Марри), подательницы дождя и хозяйки ветров. Мохноноги издавна слыли искусными заклинателями погоды, способными вызывать либо усмирять дождь, ветер и т.д. с помощью пения особых молитв. Это пение воспринимается иноплеменниками как своеобразный свист.

Байаме Безвидного мохноноги считают создателем и покровителем человеческого племени. Обряды, посвященные Безвидному в семибожии Халлу-Банги, творятся мохноногами во имя Праотца и Праматери.

Премудрая Бириун почитается мохноногами преимущественно в качестве покровительницы ткаческого дела (и, соответственно, посадок льна и конопли). Мохноноги не считают чародейство богоугодным занятием.

Мохноноги глубоко почитают Владычицу Вод (и прежде всего – озера Гуна-Гулла), хотя и не считают ее супругою земляного бога. Огненное благое божество, приравниваемое прочими семибожниками к Муллиану, является прежде всего покровителем домашнего очага или печи и ремесел, связанных с использованием огня, но не военного дела.

Наиболее богоугодным животным, охраняемым священными законами и обычаями, у мохноногов считается собака. Наиболее чтимым растением является картофель (цветы которого повсеместно используются в культе и благочестивых узорах) и в меньшей степени – иные корнеплоды.

 

Карлы Гиджиригара

Хотя карлы Гиджиригара считаются семибожниками, их вероучение и культ очень отличаются от мэйанских. Карлы отрицают сотворение мира (по их верованиям, мир существовал вечно и лишь обустраивался с течением времени) и с сомнением относятся к пророчеству о его грядущей погибели. Наиболее почитаем ими Старец Куриджил, и карлы представляют его куда более могущественным и всеобъемлющим божеством, нежели последователи Халлу-Банги. По учению карлов, Старец не только обустроил мир, насыпав горы и разровняв долины, но и создал всех живых тварей. Впрочем, некоторым племенам, признают они, особо покровительствуют другие божества: древленям – Владычица Вод, супруга Старца, оркам – Пламенный Муллиан, его брат, а человеческому роду – Байаме, другой брат Куриджила, «защитник младенцев, ибо редкий человек доживает до разумных лет»). Однако именно Куриджил сотворил девяносто семь первых карлов. Сорок восемь  первых супружеских пар стали родоначальниками сорока восьми гиджиригарских вади – карличьих больших родов или племен. Девяносто седьмой из первозданных карлов, одинокий калека Маргу, не нашел себе пары и всецело посвятил себя служению Куриджилу, вымолив у него для своих соплеменников пропитание, долгую жизнь, науки и ремесла и т.п. Поэтому гиджиригарский карл, принимающий жреческий сан, тем самым выходит из родного вади, «дабы не молить за ближних своих более истово, нежели за дальних». Куриджил почитается карлами во множестве образов – как Старец Горный, Семейный, Домовой, Денежный, Лесной, Кормилец, Мастер, Наставник, Кузнец (добыча и обработка металлов, считают карлы в отличие от мэйан, находятся в ведении именно Старца, а не Муллиана!) и т.д. При этом карлы настаивают на том, что это – не разные божества, а единый Куриджил (есть мнение, что карличьи верования оказали немалое влияние на учение Халлу-Банги). Почти все, что делает благочестивый карл, он делает во имя Старца, что и заявляет вслух перед началом дела. Прочие божества считаются «семьею Старца» и почитаются во вторую очередь: Гаядари как хозяйка земных и подземных вод, Муллиан – как божество войны, Вида-Марри – как подательница дождя (способная насылать безумие), Байаме – как защитник детей и детенышей, сын Старца Мургу-Даррун – как хранитель покоя мертвых, а дочь Бириун – как наставница в ткацком деле (ученое чародейство карлы отвергают). В целом вероучение Карлов, оставаясь семибожным, тяготеет к единобожию в виде почитания единого Старца.

Гиджиригарское жречество состоит прежде всего из жрецов Куриджила (служители других богов очень редки) и составляет чрезвычайно влиятельный слой, резко отделенный от всех вади. Жреческий совет, заседающий в городе Маргу-Чаре, где когда-то старец впервые явил свою милость первому жрецу Маргу, обладает высшей и безоговорочной судебной властью в Гиджиригарском союзе и во многом руководит внешними и внутренними отношениями карличьего государства.

 

Древлени

Наиболее почитаемым божеством и родоначальницей древленей-гандаблуи является Мать-Море (соотносимая прочими семибожниками с Владычицей Вод). Символом  ее служит рыба с «древленскими» глазами с веками и ресницами, изображение которой обязательно присутствует в общих и домашних молельнях.. Почитание божества растительности (в том числе леса и садов), соотносимого со Старцем Куриджилом, широко распространено, хотя бог этот изображается не в виде старика, а в виде мальчика или юноши. Божество, соотносимое с Байаме, почитается не только как не имеющее обличий, но как полностью безличное первоначало и своего культа не имеет.

 В представлении Гандаблуи покровителем Смерти является Сумеречный Князь – не бог, но первый из умерших древленей, первооткрыватель и правитель обители мертвых (Холодный Берегов). Погребальный обряд был изначально связан с водою (погребение совершалось в лодках, отпускаемых по течению, в открытое море, или затопляемых в подводных пещерах и омутах). Гандаблуи верят, что, проведя какое-то время на Холодных Берегах, умерший древлень возрождается в новом теле; есть рассказы о праведниках, которые оказались способны выбрать себе предстоящее рождение и общались со своей будущей матерью, давая ей советы в отношении брака.

Древлени верят, что участие мужчины в зачатии ребенка необязательно (древленка может родить и без его помощи, отец же лишь побуждает к этому и участвует в воспитании ребенка), и роль отца в древленской семье значительно меньше, нежели у других племен.

Гандаблуи почитают Бириун как божество-покровителя тростника и соответственно – плетения, ткачества, строительства, судостроения, письменности и знаний. Воитель почитается прежде всего как враждебное, гневное  божество бури, грозы, молнии, пожара и войны. Воздушное божество (соотносимое с Вида-Марри) почитается прежде всего как посредник в обрядах и молениях, покровитель божьих судов (в частности, испытаний пляской или пляской на канате); в качестве обрядовой казни у гандаблуев встречалось удушение и самоудушение. Это же божество-посредник отвечало и за связи древленей с иными племенами, причем именно его культ определял, о чем иноплеменникам древлень ни при каких обстоятельствах не имеет права сказать правду (так же как в общении с богами недопустима ложь).

По верованиям гандаблуев, мир последовательно проходит века Зарождения, Становления, Расцвета, Упадка и Ничтожества, после чего разрушается и возникает заново.

Гандаблуи почитают основателей семи древних городов века Расцвета, располагавшихся на землях, отошедших впоследствии к Умбинскому княжеству и меа-меям. Изображения этих основателей, сопровождаемых их священными животными, считаются высшими достижениями гандаблуйского ваяния.

В число особо почитаемых древленями священных книг входят записи речей пророков Тимона Юмбинского и Джарату.

 

Древлени-кадьяры причисляются к семибожникам достаточно условно. Отрицая представление о божественном откровении и полагая религию орудием, используемым смертными для лучшего обустройства общества, кадьяры глубоко чтут древних мудрецов. Наибольшим почтением пользуется Премудрый Бириун, первый чародей и великий наставник, живший во времена расцвета царства Араамби и поучавший кадьяров. Объектом поклонения является все относящееся к нему, и прежде всего семь каменных изваяний, собственноручно созданных Бириуном часть из которых была впоследствии утрачена, а часть распространилась по всему миру (в том числе в Аранду и в Хоб). Подобные же почитаемые наставники в земледелии (преимущественно в садоводстве и огородничестве), рыбной ловле, родовспоможении, заупокойной обрядности и т.п. воспринимались семибожниками Вингары, а затем и Джегура как соответствия остальным из Семи богов. Образование вообще и обучение чародейству в особенности считается у кадьяров наиболее благочестивым и подобающим занятием.

 

Орки и людоеды

В разные времена и в разных частях Аменты (земли, населенной орками) верования и обряд существенно различались, однако существуют некоторые общие черты орочьего семибожия. Так, орки повсеместно чтут бога-Праотца, сопоставимого с Творцом Жизни, но кроме того, почитают двух богинь-Праматерей, чьи имена строго запретны для произнесения. По орочьему преданию, от Праотца и одной из Праматерей рождены богини воды и ветра (или текучих вод и небесных вод), а от Праотца и другой Праматери — боги земли и огня. Все живые существа рождены или от брака земляного бога и водной богини, или от брака огненного бога и ветровой богини. Себя орки обычно причисляют к детям Огня и Ветра, а мохноногов, например, — к детям Земли и Воды. Разные породы животных и растений также считаются порождениями одной из божественных пар.

Кроме того, от Земли и Воды происходит божество, схожее с Премудрой Бириун, — оно покровительствует различным ремеслам, а от брака Огня и Ветра — божество, легко соотносимое с Владыкой Гибели, основатель и хранитель обрядов, в первую очередь погребальных. При этом у многих орков двум младшим богам творят единый обряд, почитая их обоих подателями знания и чародейской силы.

У орков «черной Аменты» велика роль обрядов, связанных с почитанием предков. Считается, что сами живые орки не способны творить чары с помощью ворожбы или напрямую испрашивать чудеса у богов, но могут прибегнуть к посредничеству умерших — своих близких родичей или же дальних предков своего народа. Для такого обряда применяются особые курения. Два особенно чтимых вещества у орков «черной Аменты» — это так называемый «огненный камень» (болотный горючий минерал) и «облачный гриб» (древесный гриб, растущий на стволах орочьей березы). Считается, что дым «облачного гриба», тлеющего над огнем, где горит «огненный камень», побуждает всех присутствующих при обряде, как живых, так и мертвых, к правдивости, верности и честному договору. Орочий обряд вызывания духов умерших и привлечения их к сотрудничеству люди Мэйана определяют как «шаманство» и во многих случаях сближают с чернокнижной ворожбой.

У орков Севера принят другой способ богослужения, при котором «жрецом» выступает не один, но всегда двое орков: «мудрец» и «безумец». Считается, что только такая пара, действуя согласованно, способна сотворить чудотворный обряд. Мэйане обычно именуют «мудреца» орочьим жрецом в собственном смысле слова, а «безумца» — орочьим чародеем. Слаженная пара «мудреца» и «безумца» не может не только творить обряды, но и жить врозь: известны случаи, когда один из двоих добровольно продавал себя в рабство после того, как его напарника захватывали и порабощали иноплеменники, и прилагал огромные усилия, чтобы побудить своего хозяина разыскать и перекупить этого напарника.

Этот и другие орочьи обряды часто сопровождаются жертвоприношениями, в некоторых случаях в жертву приносят разумных тварей, в том числе и сородичей-орков.

 

Верования людоедов-чаммай и чаморрцев близки орочьим, однако среди них еще сохранились старые верования чаммай, почитавших «три четы» - небесную, земную и морскую. Небесная чета (супруг-солнце и супруга-луна) ведает в основном погодою и сменой времен года; земная (бог суши и богиня пресных вод) покровительствуют жизни на земле – они, по суждению людоедов, и произвели на свет предков их народа, да и всех иных неморских тварей; морская богиня управляет жизнью морских животных и растений, волнением на море, течениями и т.п., а «повелитель пучины» властвует над всеобщим подводным царством мертвых. Обряды у чаммай, как и у орков, творятся парой, состоящей из «мудреца» и «безумца», но людоеды настаивают, что пара эта должна быть разнополой, дабы и мужские, и женские божества снизошли к обряду. Чаморрские власти первоначально не поощряли, но и не запрещали древних обрядов и верований чаммай, но затем стали ожесточенно их преследовать (в основе преследований лежало обязательное разделение людоедов по полам ради «благого смешения» женщин-чаммай с орками и полукровками). Впоследствии, уже после Великой Зимы, древние верования были признаны не только допустимыми, но и верными и поддерживались (а отчасти и возрождались) правительством на протяжении нескольких столетий, вплоть до падения Чаморры в 988 г. К этому времени, однако, настоящих чаммай уже не осталось, а большинство орков вне высшего чаморрского сословия придерживалось вышеописанных верований, близких к семибожию.

 

 

Хобы

Сохранилось мало сведений о верованиях хобов Баггар-Даггада до их переселения на Джегур в 4 в. Об. Однако можно уверенно говорить, что верховным божеством их был покровитель ратного дела и общественного порядка, и сопоставляемый семибожниками равно с Воителем и Судией Праведным, тайное имя которого неизвестно никому, кроме хобов. При иноверцах его величали просто Господом либо Государем. После переселения хобов это божество стало восприниматься ими и их соседями как нечто близкое к Пламенному Муллиану, прежде всего из-за огнепоклоннических и военных обрядов. Зачастую обитатели Хоба прямо стали именовать его Пламенным. Именно этот покровитель ратного сословия считается подлинным правителем Хоба. Избираемый с помощью знамения или божьего суда, чаще всего в итоге цепи поединков между чистокровными хобскими воинами. Верховный Хоб – лишь его наместник и избранник, (но не воплощение!) Так называемые хобские жрецы Пламенного также должны быть чистокровными хобами по отцовской и материнской линии. Хотя хобы не отрицают, что бог может осенить своей милостью и сделать своим ратным избранником и иноплеменника, однако таковой никогда не сможет полностью познать (или почувствовать) тот Закон, который обязаны хранить жрецы. В целом почитание знамений чрезвычайно распространено у хобов. Можно отметить их мнение о том, что священные предметы (например, оружие, осененное милостью Воителя, или судно, угодное Владычице Вод) обладают разумом и волей и сами выбирают себе хранителей.

Мэйанские богословы причисляют хобов к семибожникам, так как те не отвергают никого из Семерых и не препятствуют прочим жителям своего государства поклоняться богам на их собственный лад. Некоторые боги, как, например, Владычица Вод или Плясунья Небесная, пользуются большим почтением у этого народа мореходов. Однако восприятие хобами Семерых, на мэйанский взгляд, ограниченно: так, Безвидый Байаме почитается ими как Хранитель Путей, но не как Податель Жизни, Мургу-Даррун – как владыка гибели, но не как Судия. Хобские обряды (включающие, в частности, кровавые жертвоприношения) мало соответствуют мэйанским обычаям.

 

Камиларри

Основное отличие камиларрийских верований от мэйанского семибожия – особое почитание Плясуньи Небесной Вида-Марри, которая считается покровительницей этого народа, наделившей его даром полета. Широко известен даже за пределами полуострова миф о том, как Вида-Марри родила сына от смертного  – мальчик был назван Ир-Клаццо (в дибульском произношении  Ир-Кладжо), стал великим героем и освободил свое племя от насилий со стороны Летучих Исполинов. От Ир-Клаццо выводили свою родословную камиларрийские князья. Показательно, что законной супруги этот герой не имел ни по каким изводам легенды.

Соответственно, Вольность, присущая Плясунье Небесной, почитается у камиларри если не высшим из Пяти начал, то наиболее подобающим для представителей избранного народа. Это накладывает свой отпечаток и на камиларрийские обряды, и на образ жизни в целом, в частности, выражается в глубоком благоговении перед безумцами и сумасшедшими. С другой стороны, подобное предпочтение делает Судию Праведного Мургу-Дарруна безоговорочно страшным, недоброжелательным божеством для благочестивого летуна. Однако камиларри не отрицают никого из Семерых, а сближение с древленями Гандаблуи способствовало  почитанию также и Рогатого Вайамбы.

 

Лешаки

Лешаки Гандаблуи придерживаются верований, близких мэйанскому семибожию. Особым почитанием у них пользуются Байаме (как Податель жизни), Старец Куриджил (как лесное божество) и Владычица Вод,

 

ЕДИНОБОЖИЕ В АРАНДЕ

 

Вопреки расхожему мнению иноплеменников, арандийская вера и обрядность не отличаются строгим единообразием. По существу, «Единобожие» — это всего лишь собирательное название для нескольких религий, порою слабо связанных между собой. У единобожников Аранды нет общеобязательного учения, общепризнанного писания, излагающего основы веры, нет жречества, нет «храма» в мэйанском понимании этого слова. Государственное, оно же «царское» Единобожие заметно отличается от народного. Кроме того, существует несколько разновидностей так называемого «школьного» Единобожия (за морем это явление обозначают как «арандийское сектантство»). Дело осложняется тем, что провести грань между государственным, народным и школьным Единобожием невозможно. Один и тот же арандиец может по долгу службы участвовать в государственном богослужении, в семейной жизни следовать народным верованиям и обрядам, а собственные благочестивые размышления строить по образцам, предложенным той или иной школой.

Неотъемлемая черта любого Единобожия — это, конечно, почитание Единого Бога. Однако само понятие Бога и его определение как Единого может толковаться по-разному (см. ниже). Кроме того, для самих единобожников любое верование (семибожное или какое угодно другое, вплоть до полного богоотрицания) есть не что иное, как верование в Единого Бога. Пожалуй, наиболее точное мерило, по которому кто-либо может быть оценен как единобожник, состоит вот в чем: если этот верующий кого-либо на свете способен не признать за единоверца, то он — не единобожник. Если же для него единоверцы все, то он по-настоящему исповедует Единобожие.

(Подробнее)

 

ЕРЕСИ

 

Понятие «ересь» обозначает учения, осужденные храмами Семи богов или же арандийской палатой Музыки и Обрядов (или и теми, и другими) как ложные и нечестивые. Безусловно еретическими считаются учения Камионго и Дживекко, связанные с представлением о существовании иных миров. В Объединении ересью иногда также именуется единобожное учение арандийцев, отрицающее, будто бы, Семерых богов. Вероучения различных племен, отдающие предпочтение одному из Семерых (как, например, Старец у карлов, Водная Владычица у древленей Гандаблуи) или обходящие надлежащим почитанием кого-то из богов (как древлени не чтут Владыку Гибели или меа-меи — Премудрую) не считаются ересью.  Со своей стороны, палата Музыки и Обрядов  считает Семибожие не ересью, но лишь превращенным изложением единобожия применительно к особенностям людских и нелюдских языков, не происходящих от языка араамби.

 

ЕРЕСЬ КАМИОНГО. Основатель лжеучения, полудревлень Камионго (род. ок. 480 г.), происходил от гандаблуйского древленя знатного рода и человеческой женщины. Рано осиротев, Камионго был взят на воспитание в один из храмов Владыки Гибели в княжестве Камиларри, где и принял сан черного жреца ок. 497 г. В возрасте около тридцати лет Камионго полюбил древленку Хаэре-Валлаи и решил сложить сан, дабы вступить в брак или в беззаконную любовную связь. Один из наиболее преданных Камионго прихожан убил Хаэре-Валлаи на божьем суде (по другим рассказам — отравил или уморил чарами). Отчаявшийся Камионго отошел от дел храма и стал искать средства воссоединиться с возлюбленной. В конце концов он отправился к чародею Хариданджилу, который пользовался славой чернокнижника. На несколько лет Камионго исчез, затем вновь объявился в Гандаблуи, где начал вести безумную проповедь. По его словам, он с помощью запретных чар побывал в иных мирах и может свидетельствовать: умершие древлени возрождаются именно там. Иные миры разнообразны, во многом подобны Столпу Земному, но созданы не Безвидным и четырьмя старшими богами, а иными силами, коими и управляются. Души умерших древленей странствуют из мира в мир, по словам Камионго — до бесконечности, по словам некоторых его последователей — вплоть до того, как им выпадет возродиться в мире, где вовсе нет древленей. При этом о своих прошлых перерождениях древлень не помнит. Камионго, по его собственным словам, удалось найти новое воплощение Хаэре-Валлаи и даже вернуть ее в этот мир. Он утверждал, что его друг, спутник и ученик, древлень по имени Равере, — это и есть Хаэре-Валлаи. Объявленные безумцами Камионго и Равере были изгнаны из Гандаблуи и Камиларри и скитались по Объединению, проповедуя свое учение и показывая загадочные предметы, якобы принесенные из иных миров. Через восемь лет после возвращения Камионго (в 535 г.) его растерзала толпа благочестивых семибожников близ селения Джаятали в боярстве Онтал. Равере удалось скрыться, переправиться за море, на Вингу, где он продолжал проповедь. Побывал он и в Кадьяре, и в других землях. Равере отрицал гибель Камионго, говоря, что погиб не сам еретик, а его двойник, созданный Хариданджилом, а сам Камионго вновь отправился в иные миры и еще вернется, что может случиться когда угодно, ибо тамошнее время не соразмерно с нашим. Есть сведения, что ок. 550 г. Равере был казнен в Малубимбе (в Царстве Вингарском) как мэйанский соглядатай.

Ересь распространена на Вингаре, в меньшей степени в Мэйане и Камиларри. По сведениям из «Дневника Джалмарида Винги» (начало 570-х гг.) нечто подобное ереси Камионго распространено в Дугубере среди беженцев из Царства Арандийского: там Камионго чтут под именем Гамона Однорукого. В некоторых тамошних общинах предметам, якобы принесенным Гамоном из иных миров, совершают поклонения подобно тому, как в Царстве Арандийском поклоняются Бенгову Золоту (считается, что эти предметы могут перенести в иные миры всякого, кто постигнет их суть). Однако суть Гамоновского учения заметно отличается от учения Камионго.

Обычай курения дурманных трав, известный у древленей издавна, в 6 в. Об. также связывается с ересью Камионго: видения, посещающие курильщика, объясняются как зрелища иных миров. Семибожные храмы всех стран Джегура и Вингары, кроме Кадьяра, а также единобожная вера, осуждают учение Камионго как ложное и нечестивое. В Гандаблуи и в Аранде последователи Камионго преследуются также и светскими властями.

 

ВИНГАРСКИЙ МИСТИЦИЗМ. Вероучители Южной Вингары, пользовавшиеся в 5-7 вв. Объединения покровительством местных владетелей, проповедовали новый путь почитания богов. Полностью вверяя себя божественной воле, они отказались от каких-либо молитв (как просительных, так и благодарственных) и от храмовых степеней посвящения, заявляя, что для истинно верующего поистине важным является лишь взаимопостижение и взаимопроникновение человека и божества. Для достижения этого ими использовались как традиционное для многих храмов созерцание, так и более диковинные обряды, приводящие порою к отталкивающему иноверцев буйному экстазу либо, напротив, к благочестивом оцепенению и отрешенности. Стали объявляться пророки и лжепророки, вещающие волю того или иного бога (либо даже нескольких богов), данную им в откровении – зачастую пророчества эти имели четкую политическую направленность. С другой стороны, некоторые из вингарских мистиков отрицали Восьмерых в качестве самостоятельных божеств, объявив их Восемью сторонами Праведности; однако с этим толком, порою приближающимся к арандийской вере, южновингарские владетели повели решительную борьбу. Это не мешало князьям Тиддалика, Гумаламаллаи или Муринбадды посещать храмы Восьмерицы и прилюдно следовать обычному обряду, однако на досуге они внимали пророчествам мистиков столь же охотно, сколь и рассуждениям кадьярских мудрецов. Переселение в Вингару многочисленных северян-семибожников в годы Великой Зимы пардвянское влияние в 8 и последующем столетиях ограничили распространение ереси. Немногочисленные общины мистиков продолжали существовать в Вингаре до 10 в. Об., когда последние еретики были уничтожены или изгнаны. Изгнанники нашли прибежище на о-вах Дзира, где и продолжали жить достаточно замкнутой общиной, не вступая в распри с местным населением.

 

ЕРЕСЬ ДЖИВЕККО.

Истоки так называемой ереси Дживекко лежат в западной Аранде, где она возникла предположительно около 15 в. Мем. Ее приверженцы противопоставляли Джангабулу другое змееподобное божество. Этот бог, именуемый ими Дживекко, до поры пребывает в покое, но готов дать людям новый Закон в пору окончательного крушения нынешнего Закона (по мнению дживеккитов, неизбежного, ибо Законы не может быть вечным и нерушимым и в то же время сочетаться с очевидными проявлениями беззакония) . Однако подлинное развитие это учение получило уже после того, как в Великом Царстве оно почти отмерло, зато распространилось на Диерри и на восточном побережье Мэйана, примерно в ту же пору, когда развернулась проповедь Халлу-Банги и распространился страх перед погибелью мира (3-5 вв. Об.)

Мэйанские дживеккиты учили, что еще до сотворения мира существовал Дживекко, один из предвечных змиев. Когда Творец, Не Имеющий Обличья, и Четверо Старших богов создавали Столп Земной и живых тварей, мудрый Дживекко пытался давать им советы, которым, однако же, те следовать отказались. Наконец Байаме разгневался и вещал: «Не досаждай, но потщись сделать лучше!» Дживекко послушал его и взялся за сотворение иного мира, во многом подобного Столпу Земному, но более совершенного – и, по словам дживеккитов, много в том преуспел. Когда же в «Век смешения» смертные твари прогневали Семерых, а распространение чародейства привело к пророчеству Байаме о грядущей гибели Столпа, Дживекко осудил Семерых за жестокость к их собственным созданиям. Тогда Семеро изгнали мудрого змия в созданный им мир и воспрепятствовали ему впредь являться на Столп Земной во плоти. Однако Дживекко, исполненный сострадания, нашел способ общаться с разумными тварями Столпа , вещая их собственными устами, и посулил, что когда Семеро оставят свой мир на гибель, Дживекко даст приют в своем прекрасном мире всем искренне того желающим – особенно если они будут к тому заранее готовы. Еретики подчеркивают, что час гибели мира неизвестен, ни Семеро, ни Дживекко не открыли его смертным, однако конец света может наступить в любой час – и для подготовленных к нему дживеккитов то будет не час погибели, но час спасения и обретения счастья. Сам же Дживекко, приуготовляя своих приверженцев к грядущему спасению, обращается к ним со словами ободрения каждый раз, как это оказывается возможным – через определенные промежутки времени (разные толки ереси определяют эти промежутки от 114 до 270 дней). К несчастью, мудрый змий в Мире Столпа способен вещать лишь устами малых детей, не достигших еще пятилетнего возраста. Избранный им младенец начинает говорить внятно, связно и мудро, но в большинстве случаев после того, как Дживекко умолкнет, потрясенный рассудок ребенка приходит в помрачение, а нередко дети-пророки умирают почти сразу после откровения. Хотя дживеккиты верят, что мудрый змий дарует этим детям немедленное перерождение в своем счастливом мире – в здравом теле и рассудке, - однако именно смерть и безумие маленьких пророков дали основание не только Семи Храмам проклясть учение и обряды Дживекко, но и мирским властям преследовать еретиков с величайшей настойчивостью.

Учение Дживекко не запрещает своим последователям принимать участие в семибожных либо единобожных обрядах или отрицать свою принадлежность к еретическому толку, что часто затрудняло властям Объединения преследование дживеккитов. Особое распространение ересь получила в годы Чумы в конце 5 в. Об., затем начала затухать, чтобы вновь вспыхнуть к Великой Зиме 7 в. Об. Однако уже ко временам Третьего Объединения дживеккитов почти не осталось.

Семибожное богословие относит дживеккитскую ересь к разряду «многомирческих лжеучений» наряду с ересью Камионго и всегда резко осуждало и преследовало ее.

 

 

На главную

Начало раздела