Из песен Чанэри Ниаррана

 

 

 

Старинная газетная

Ларбарская многобожная

Записка о значении зрелищных искусств…

Медико-полиграфический романс

 

Из Видаджани Коинского:

«В небо глядеть не смейте, оно мое…»

Про мышей и медицинскую помощь

«Дворик возле храма»

Видаджани Коинский в приюте у Гамбобая

 

Злобная песенка начинающего собаковода

 

Из стихов про Тангиро Тангаи:

«Недешевая душа»

Последнее желание Т.Т.

Женщина

Бабушка (сказка на ночь)

 

Песни разных лет:

Песенка про кальсоны

Посвящение Чибуи Айлилайват

Призраки

Тридцать четыре

 

 

Чанэри Ниарран родился в 1088 г. Об. в Марбунгу (Приозерная область). С 1106 г. работал в Ларбаре в Печатной Гильдии, с 1108 г. начал печататься в приморских газетах, вскоре был принят на работу в Ларбарский Дом Печати как вестовщик, позже служил в газете «Ларбарский Доброхот» обозревателем. С начала 1110-х гг. выступал с песнями своего сочинения (в сопровождении бандуры, игрой на которой, правда, владел весьма условно, равно как и пением), — сперва в приятельском кругу, однако потом и на городских поэтических сборищах вроде «Дня поэтов» (отмечается ежегодно 30.Исполинов). Стихотворения и стихотворные переводы Ч.Н. печатались в различных поэтических сборниках Приморья и других областей. Писал он также и прозу. В 1113-1114 гг. Ч.Н. как один из соавторов работал над «Повестью о “Пяти паломниках”», позже вошел в артель сочинителей, известную под названием «Мардийские рассказы» (см. рассказ Ч.Н. «Змеи не смеются» из второго «Мардийского» сборника, 1119 г.).

Одним из своих учителей в области поэзии Ч.Н. считал знаменитого (и отчасти баснословного) мэйанского поэта 6 в.Об. Видаджани Коинского (см. для сравнения). Некоторые песни Ч.Н. написаны от имени Видаджани.

Впрочем, помешанный стихотворец из Коина был не единственной поэтической личиной Ч.Н. Другой стал, например, некий полностью выдуманный поэт с острова Винги, истории о котором Ч.Н. сочинял совместно с Миррой Арчеби, своей подругой и после женой, в 1118-1119 гг.

 

 

Старинная газетная

Предисловие Ч.Н.:

Она спросила: как это тебе удается, Чани, всё, что делаешь, делать через задницу? Имея в виду не столько мои любовные привычки, сколько общие, житейские. Я отвечал: так я же газетчик! А газете место сама знаешь, где. В уборную, на подтирку наше творчество обычно идет.

А потом прикинул и понял: мои тайные грёзы по этой части несколько шире

 

Газетою растапливают печи,

В газету заворачивают розы,

Шпион за нею прячется при встрече,

А нищий укрывается в морозы.

И вот — удел отечественной прозы!

Итог общедоступной вольной речи!

В печати сердца крик увековечи —

Для нужника сойдут твои неврозы.

 

Обрывки слов валяются в канаве,

Среди любого уличного сора,

А вестовщик и сетовать не вправе,

Что вести забываются так скоро.

Но вот, внутри чьего-то разговора

Я выдумки свои услышу вьяви…

Набор — ступенька ко всемирной славе,

Тираж — подмостки вечного позора.

 

Победы опишу и передряги,

Не пожалю дельного совета:

«Что делать, коль нажретесь Вы бодяги,

Или сойдетесь с дамой полусвета,

Когда Вас околдуют злые маги,

Или живьем съедят антропофаги,

И где купить водительские краги,

И у кого бы дачу снять на лето…»

Мила и богачу, и работяге

Расхожая народная газета,

А ценится особенно за это:

За ширину и качество бумаги.

 

Уж раз я тут — то я и дальше буду

Свинцом и сажей бой вести с судьбою,

Пестреть везде, шуршать тебе повсюду,

Мелькать за занавескою любою…

…Оклеят мною стенку под обои,

Проложат мною хрупкую посуду —

Хоть так, да послужить родному люду,

Хоть этак, да увидеться с тобою.

 

Сочинена в 1111 году.

«Свинцом и сажей…» — речь идет о свинцовых литерах для набора и о краске, изготовляемой в основном из сажи.

_______________

Слова Н.Т.

 

Ларбарская многобожная

совместно с Угабонго

Весною 1118 г. Короною Объединения было издано постановление «О дальнейшем упорядочении отношений между общинами различных вероисповеданий». Подготовка его шла несколько месяцев и включала в себя обсуждения в открытой печати. Кто-то из ларбарских газетчиков потрудился довести основные выводы этих споров до стихотворного изложения — далекого, впрочем, от гражданской зрелости и не могущего воспитать в слушателе должного уровня веротерпимости. Вызванные в Цензурное ведомство, Чанэри Ниарран и Хумауру Лилия (Угабонго) каждый взяли авторство полукрамольной песенки на себя. Сие не могло не вызвать определенных подозрений у цензора, г-на Донаты Даумбина.

— Одного не возьму в толк, — заметил господин цензор. Ради чего это вы оба так истово выгораживаете своего коллегу Пепеку?

 

На свете есть разные веры —

Им разные люди верны.

Поддержим новейшие меры

Правительства нашей страны!

Смелее, сограждане, двигай,

Взаимную помощь вперед!

Содружество разных религий —

Короны Мэйанской оплот!

 

Решать свои трудности чудом

Мэйанин издревле привык:

Талдин и крамолой, и блудом,

И кражею — чтит Семерых.

Ты в нос ему книжкой не тыкай,

Тут нужно нутром понимать:

Наказан он будет Владыкой,

Но сжалится Белая Мать.

 

А Бенг, закусив осьминогом,

Всё глубже уходит в дею:

С Единым ругается Богом

За горькую долю свою.

И денег опять не хватает,

И мало осталось зубов —

Но Богу он всё ж наливает,

Поскольку Закон есть Любовь.

(Он Богу стакан наливает,

Поскольку Закон есть Любовь.)

 

А Гвендва дерется с подружкой:

Не правы ни та, ни другой.

Она его — красной подушкой,

Он — черной ее кочергой.

Послушна влюбленная пара

Своей двоебожной судьбе —

Поклонники Пардви и Барра

Находятся в вечной борьбе.

 

Рожденный в эпохи глухие

Не помнит пути своего.

Но если устроить стихии —

Воспрянет его естество.

Ему не желайте удачи,

Ему не ищите мерил:

Наследник Ларбарского Байчи,

Он сам себе мир сотворил.

 

Других по себе ты не меряй,

Как учит пророк Самсаме:

Немало еще суеверий

Гнездится в народном уме.

Рассудок упорно стремится

Избавиться от кабалы —

В трактирах сидят Винопийцы,

По улицам бродят умблы.

(Незримые пьют Винопийцы

И зримые бродят умблы.)

 

В печати давно отмечают,

Что климат у нас нездоров:

По радио к нам поступают

Сигналы из дальних миров.

А граждане чтут Камионго,

В цигарку набивши дурман —

И пишет о них Угабонго,

И пишет о них Ниарран.

 

Колеблется ветхий треножник,

Шатается древний кумир.

Но я, слава богу, безбожник:

Не чту сверхъестественный мир.

Святого искать господина

Не вижу особой нужды —

Мне все наши веры едины,

Мне все они равно чужды.

 

В песне перечисляются основные религии Объединения: мэйанское Семибожие, арандийское почитание Единого Бога, пришедшее с юга, из Пардвены, двоебожие (культ Барра и Пардви, или Красного и Черного Начал), а также некоторые менее общие разновидности верований, включая Устроение Стихий, представления об Иных Мирах и др.

_________________

Слова Н.Т. и И.О., напев и отчасти образец — куплеты Л. Сергеева «На свете есть разные страны…».

 

 

Записка

о значении зрелищных искусств в деле правового воспитания молодежи,

или Ответ Видаджани Коинскому на песню про Джу Умбиджи

В начале осени 1118 г. Ч.Ниарран вместе с товарищами по сочинительской артели «Мардийские рассказы», несколько раз бывал на репетициях, а потом и на представлении действа по рассказу Тавичи Лангалли «Бирюзовое колечко» в любительском театре «Струг» при Ларбарском Университете. Под впечатлением от сего зрелищного предприятия в целом и от отдельных его участников была написана эта песня.

 

Родился я в тысяча сотом году

Под белою аркой Ларбара.

Был робкий и тихий, себе на беду,

И ждал отовсюду удара.

Где древний в развалинах водопровод,

Я местной шпаною был взят в оборот,

Обделать решили мы дельце одно —

И так я спустился на самое дно:

На самое грязное дно!

 

Давали мне водку, давали дурман,

И совесть убрал я поглубже в карман —

И сел бы в тюрьму, не дожив до седин,

Ларбарский кабацкий парнишка Талдин.

 

Без толку, без цели бродил я — но вдруг

Дощатый сарайчик приметил.

Школярский театр под названием «Струг»

Меня обогрел и приветил:

Едва лишь я молвил «Того…» и «Дык-ить…»,

Меня припахали костюмы кроить,

Спросили, могу ли достать полироль,

И дали мне в действе прекрасную роль —

Почти что заглавную роль!

 

Три месяца тупо учил я слова,

И понял, что в общем-то я — голова!

И вышел к народу — один на один —

Свободный, голодный, но гордый Талдин.

 

Теперь я на сцене играю — и что ж?

С законом, как видите, лажу.

Нутром отзываюсь на каждую ложь,

Печенкою чувствую лажу.

Вчера я в кулисах слегка прикорнул —

Явился мне праведный князь Вонгобул,

И сделалось жутко, хоть свет вырубай,

Когда показался святой Гамбобай

И гоблинов — полный сарай…

 

Еще я не рыцарь, но дело — к тому.

Вы скажете: «В Марди играть бы ему!»,

Но я остаюсь — не служитель Судьин,

А штатский,

Без маски,

Подвижник Талдин!

Школярский Сподвижник Талдин!

 

Имеется в виду старинная мэйанская песня про вора Джу Умбиджи, приписываемая поэту Видаджани Коинскому (см.).

Вонгобул, Гамбобай — действующие лица сочинений Джакилли Мембери, знаменитого сочинителя мардийских действ (см.)

______________

Слова Н.Т. Напев и образец — «Песня попугая» В.С. Высоцкого из песен к постановке «Алиса в Стране Чудес» («Послушайте все — о-го-го, э-ге-гей!»).

 

Медико-полиграфический романс

под впечатлением от похода в школярский театр «Струг» осенью 1118 г.

Той же осенью в Доме Печати Ч.Ниарран пытался заниматься устройством в Ларбаре Службы Новостей, независимой от отдельных газет (по столичному образцу). Начинание его не встретило поддержки у коллег и начальства из Печатной Гильдии.

Песня посвящена Тагайчи Ягукко, школярке 4-го года обучения Отделения Врачевания, также игравшей в «Струге». См. далее еще несколько песен, написанных для нее же.

 

Горько же слова твои обидели

Вольное газетное писательство!

Три часа товарищи из Гильдии

Над тобой чинили разбирательство.

Дурь твою раздёргали по пёрышкам,

Уличили в замысле сомнительном:

Ты ж у нас в подполье — заговорщиком!

И в Охранке ты — осведомителем!

 

Скушал ты все прозвища нелестные.

Выслушал? Не каялся? И ладушки.

А в общаге, в ящике на лестнице

Ждет тебя послание от матушки.

Стал читать — а строчки так и прыгают:

Ну, кого у вас там сжили со свету?

— Не хворают. Мебель в доме двигают.

Значит, всё спокойно, слава Господу.

 

Хёкк бы с сочинителями вольными,

Нынешними, прошлыми и присными!

Отвечать на письма надо вовремя,

Если ты не помер и не при смерти.

Только не про гадости газетные,

Не про этот диспут глупый давешний.

Маме — ей важней дела заветные:

«Встретился я тут с одною барышней…»

 

«Двадцать два. Школярка. Будет медиком.

Рыжая, смешная, конопатая…»

Действую? Пока что сложно с методом.

Вдруг еще прогонит — соглядатая?

«Учится, работает в лечебнице…»

— Нет же, мама, вовсе не был болен я!

Ей сказал? А не было потребности.

Вдруг да примет так меня, подпольного?

 

Всё одно, в больнице ли, в печатне ли, —

Всюду катят матушкины истины:

Чалишься к девчонке? Чалься тщательно.

Лаешься с начальством? Лайся искренне.

Врать не торопись, пока не спрошено;

Хаять не моги от Бога данное…

«Главное — что девушка хорошая…»

— Да, маманя. Помню про калоши я.

Так и быть, надену — на свидание…

 

«Общагой» Ч.Н. несправедливо называет арандийский общинный дом на Табачной улице. Вопрос о ношении калош (как примете приличного человека в отличие от неимущего работяги) часто обсуждался в Мэйане начала 12 в., в том числе и в переписке семейства Ниарран.

________________

Слова Н.Т., напев и отчасти образец из песни А.А.Галича «Ох, ему и всыпали по первое».

 

 

Из Видаджани Коинского

 

19. Воителя 1118

Предисловие Ч.Н.:

Мой Видаджани — обиженный и с большой жалостью к себе. Должен же он был как-то отозваться на то, когда ему отказала опальная боярышня Марри. А может быть, еще и не отказала, но он этого крепко боялся. Ибо собирался подступиться к ней с истинно сумасшедшим предложением: Вы — белая избранница, я поэт, давайте поженимся.

Посвящается Т.Я.

 

В небо глядеть не смейте, оно моё:

Из-за меня сегодня оно померкло.

Звезды, зарницы, птицы — в небытиё,

И темнота под веками жарче пекла.

 

Ох, до чего же нежной была она!

«Замуж? Зачем? Мы с Вами так славно дружим…»

Тысячи три причин, почему нужна,

Только один ответ, почему не нужен.

 

Разве не знал и прежде, что не любим?

Небо моё сгубили всего два слова.

Был бы «своим», «знакомым», «чужим» — любым —

Нет, захотел услышать: «Люблю другого».

 

Знал же, что молча — легче. А вот, не смог.

Видел, что падать — с неба, никак не ближе…

 

… ласковый, как собака, Незримый Бог

Рядышком ляжет, слёзы с лица оближет.

 

Господи, слышишь, Господи, сделай так,

Чтобы она… со мною… мы с ней… Не сможешь?

Рухнуло мое небо в допрежний мрак,

Нового из кусочков уже не сложишь.

 

Имеется в виду песня Видаджани Коинского для г-жи Видабери («Мы сидели на крыше городского театра», см. «Повесть о “Пяти паломниках”»), где поэт рассказывает о своих сложных отношениях с опальной арандийской боярышней Марри из Марбунгу. Песня Ч.Н. сочинена на основе отрывка из неизвестного стихотворения того же Видаджани, в переводе со старомэйанского: «Не смейте глядеть на Небо, сегодня оно мое».

___________

Слова Н.Т.

 

Опять из Видаджани Коинского

(про мышей и медицинскую помощь)

Посвящается Т.Я.

 

Мыши свечку не догрызли — я ее зажгу.

Неприкаянные мысли шляются в мозгу.

 

Лёд у пристани Табачной, холодно — до слез.

В голове моей бардачной вертится вопрос.

 

Мой вопрос — ко всей природе. В частности, к мышам:

Почему ко мне не ходят гости по ночам?

 

У меня отнюдь не придурь, у меня — недуг:

Далеко, исчез из виду мой любезный друг.

 

Сердце воздуха не чует, холодно — хоть плачь:

Не со мной, не здесь ночует мой бесценный врач.

 

С первой той — последней — встречи минуло три дня:

Что же доктор мой не лечит бедного меня?

 

Случай мой — из ряда вечных, скучен для врача…

Каплет воском на подсвечник белая свеча.

 

Доктор занят, всё работа: режет, шьет, не спит.

И в больнице тоже кто-то под полом сопит.

 

Скоком быстрым, быстрым, быстрым — мыши в тишине.

Будто знак контрабандистам, свечка на окне.

 

Возят паклю, возят деготь вольные суда,

Но доставить мне не смогут доктора сюда.

 

За окошком — только иней, темень на реке…

Шорох слышится мышиный где-то в сундуке.

 

Мысли есть у старой мыши, и совет не плох:

«Если друга ты не слышишь — значит, сам оглох.

 

Если лекарю не веришь — значит, сам дурак.

Понимаешь ли, теперь уж вечно будет так:

 

Делом занятые люди, не тебе чета —

Сколько могут, столько любят. Прочее — тщета.

 

Сколько могут, столько холят: хворым не уйдешь.

Чуешь холод? Значит, молод. Ноешь? Значит, ждешь.

 

Ты не вовсе обездолен, горя не избыв:

Недоволен? Значит, волен. Болен? Значит, жив.

 

Свечка плакать перестанет, лишь когда сгорит.

Не всегда же доктор занят:

Как-нибудь меня вспомянет —

Значит, исцелит.

 

Слова Н.Т., напев отчасти из народного варианта исполнения песни на стихи А.С. Пушкина «Буря мглою небо кроет».

 

Посвящается Т.Я.

 

Дворик возле храма, вечер зимой,

После снегопада — синий, смурной.

Что еще мне надо? Ты же со мной,

Человек мой самый, самый родной.

 

Вычистим дорожку к нашим дверям,

Выкинем заботу вон из башки —

Там, где позолотой светится храм,

Станем понарошку драться в снежки.

 

Хлоп! — и снова мимо — ласковый трёп,

Плюх! — с снова сзади — смех на бегу…

Кто кого усадит глубже в сугроб?

Кто кого обнимет крепче в снегу?

 

Славная личина — два дурачка:

Нежно и беспечно, всё не всерьез.

В ванной из-за печки — песня сверчка.

В чем моя кручина? Странный вопрос…

 

Слова Н.Т., напев из городской народной песни «В роще пел соловушка»

 

Видаджани Коинский

в приюте у Гамбобаяв Марбунгу

 

Предисловие Ч.Н.:

— Не сетуй не ближних, если они тебя объявляют «безумным», «депрессивным маньяком» и так далее. Может быть, для них это наиболее приемлемый способ отстраниться от тебя. Не тужи: скорее всего, они не стремятся ни вылечить тебя, ни перекроить по своей мерке, просто хотят отделаться.

Так уговаривал я несколько лет назад моего друга, самого разумного и наименее депрессивного из всех, кого я встречал.

И только теперь понял, к чему это было: это Видаджани Коинский, будучи в Марбунгу, посещает Приют Сумасшедших, основанный знаменитым Гамбобаем.

 

Гамбобай сидел без мухобойки,

Мрачно озирая небосвод,

А вокруг, невеселы, но бойки,

Дураки водили хоровод.

 

Жалок тот, кто разумом нестоек:

Смысла нету трогаться с ума,

Если не хватает мухобоек

Даже на Безумные Дома.

 

Обречен на каторжные муки

Праведник, чьи мысли нелегки:

В Небе — беспорядочные мухи,

А во храме — злые дураки.

 

Неумехой, нищим неумойкой

Я пришел, фигню свою храня:

Гамбобай! Вот этой мухобойкой

Отмахнитесь лично от меня.

 

Слова Н.Т.

 

 

Злобная песенка начинающего собаковода

 

Подчиненные зовут меня «докой»,

У детей соседских числюсь я «дядей»,

Вообще же я мужик одинокий —

По просчету, а не Вольности ради.

С веток падали последние листья,

Разговор я вел к законному браку —

Мне сказали: «Ну, куда Вам жениться?

Заведите себе лучше собаку».

 

Я не то чтобы какой скотоложец,

Не сторонник и охоты ружейной,

Просто с возрастом все злей меня

Гложет несемейное мое положенье.

Но позор тот оказался не вечен —

Места просто не осталось печали:

Шел домой я со щенком в зимний вечер,

И под курткою два сердца стучали.

 

Эти бархатные черные ушки,

Эти карие умильные глазки —

Ну, и кто кому достался в игрушки?

Кто кого из нас грызет без опаски?

Каша с маслом, да творог, да морковка,

Подкрепляемые ласковым словом, —

С болью сердца управляться так ловко

Удается исключительно псовым.

 

Я с работы прихожу в полседьмого,

Мчусь бегом от остановки трамвая,

А скотина моя смотрит сурово,

Свежий мусор на полу охраняя:

Сожран коврик и архивных два тома,

По углам налиты крупные лужи —

До чего же замечательно дома!

То есть попросту немыслимо лучше!

 

У меня в кармане сыр и печенье,

У собаки непростое заданье.

Полагается щенку обученье:

Нет породы — тем важней воспитанье.

Но «сидеть» уже, «лежать» мы умеем,

С мостовой не кушать всякую каку —

Было истинным моим озареньем

Завести себе такую собаку!

 

Не пеняем на судьбу — на злодейку,

На матросов иностранных не лаем,

Надеваем подростковую шлейку,

По Кисейной, как большие, гуляем.

Море в берег ударяется глухо,

Свет фонариков дрожит у причала…

Это чья там Доминантная Сука

Со значением на нас заворчала?

 

Хоть порою по ночам я и вою —

Шиш тут выгонишь ты пса из кровати:

Есть на свете существо, для кого я

Никогда уже не буду некстати,

Никогда уж я не буду не к месту —

А подобного дождется не всякий!

Где б найти еще такую невесту,

Чтобы сладила с моею собакой?

 

…Где б найти еще такую невесту,

Что сравнялась бы с моею собакой?

 

В месяце Плясуньи в балагане «Струг» (см. выше) появилась беспородная собака, позже прозванная Хиоле (в честь героини знаменитого «Действа о погибели земли Онтал»). Собака собиралась вскоре родить, что и сделала, принеся немалый выводок щенков. Одного из них взял к себе Ч. Ниарран, причем пёс считался общим — его и Тагайчи.

____________

Слова Н.Т.

 

 

Из стихов про Тангиро Тангаи

Посвящается Мирре Арчеби (Тангаи)

Предисловие Ч.Н.:

Эти песни — о нашем с тобой, Мирра, общем родственнике. Звали его Тангиро Тангаи, он жил в пору лучшего расцвета острова Винги, в 1790-ые — 1850-ые годы Мемембенга, то есть в 330-ые — 390-ые Объединения. Хобской державы на Юге уже нет, Вингарского царства по сути еще нет, царь Арандийский разбояривает своих бояр и ему также не до Винги. Свободный Остров силен и независим — кажется, в первый раз со времен далекой древности и в последний раз перед Зимним веком.

Родители Т.Т. мирно огородничали где-то в возделанной части острова. С домом Ниар, своим старшим родом, дел они почти не вели: может быть, нечастые подарки в знак верности, а как ответ — общее покровительство в делах торговли и веча. Но не таков был Тангиро, чтобы прожить жизнью безвестного земледельца. Он перебрался в Мэйраа и попробовал сделать там карьеру — сперва самостоятельно, а когда не получилось, прибился к одному из Ниаров. Поскольку тот был большой ценитель искусств, оставалось сделаться устроителем стихий, кудесником, живописцем или поэтом. Похоже, Т.Т. выбрал последнее. А уже через песенки стал вхож в самые приличные дома, торговал, поигрывал в вечевые игры, дал разбить свое сердце одной из тогдашних первых красавиц Острова, женился, завел детишек. Даже сходил в какой-то заморский поход, где показал себя почти героем — дело нетрудное, поскольку именно он отвечал за пересылку сведений с места боёв домой.

Малый он был не чуждый гордости, в письмах к Ниару именовал себя не иначе как «Ваш смиренный вольноотпущенник», хотя рабом по сути никогда не был. Разве что в яме долговой посидеть успел, да и то недолго.

 

Душа не кубышка, не вытащишь лишка

        (вингская поговорка)

— Страна, где каждый свободный гражданин пользовался правом предавать и быть преданным…

— …а скорее, нес это как почетную обязанность.

(из разговора двух выходцев с Древней Винги

в городе Ларбаре зимой 1118 года)

 

Недешевая душа в теле, как на мели,

Платьем парусным шурша, ходит не при деле.

Чтобы уши не напрячь гражданам на вече,

Понадежней душу спрячь в тело человечье.

 

Круглый город Мэйраа — устрицей на блюдце.

Силы Правды и Добра бойко продаются.

Сбор торговый небольшой — вот и стой на рынке

С недешевою душой на Свободной Винге.

 

…Широка и тяжела, как волна на море,

Всё, что в жизни нажила, дарит в разговоре,

А на донышке души — гляньте-ка, папаши! —

Есть отличные ерши для параши Вашей!

 

Нерасхожий твой товар тут не залежится:

У отцов семьи Ниар лакомые лица.

Слово вырвется само, скажешь — не поправишь:

Под невольничье клеймо,

Под Ниарово ярмо

Душу ты подставишь.

 

Ну, и чем нехороша? Виды неплохие:

Разукрашена душа в яркие стихии —

Море, суша, храм, базар… Веселей, братишки!

У людей в дому Ниар души — не кубышки.

 

С кем ты в бане пропадал? В чьем саду обедал?

Сколько раз, кого, когда и почём ты предал?

А душа всего одна, да и в той прорехи —

Кем однажды предана, тем верна навеки.

 

Слова Н.Т. Образец напева — песня В. Берковского на слова А. Кулыманова «Гусар» («Через поле гусар скачет…»)

 

Последнее желание Т.Т.

 

Чью-то злобу утешу, чьи-то планы нарушу —

Дело есть, и его я не могу отложить:

  Тело предало душу,

  Телу незачем жить.

 

Мальчик! Теплую ванну, да огня на треножник.

И ступай, ты не нужен — уходи поскорей.

  Ножик в лаковых ножнах

  Лучшей бритвы острей.

 

Скинуть тело, как платье: выбор вольного вингца.

За измену сочтусь я по закону, без сдач.

  Не коварный убийца —

  Милосердный палач.

 

Помоги же мне, Боже, плохо чтимый заочно —

— скоро свидимся, что ли, мой Незримый Творец? —

  Чтобы чистым и точным

  Получился разрез.

 

Ну, вот так. И готово. Довершат остальное

Жилы, полные крови, в теплой ванне вода.

  Тихий звон за стеною:

  «Как тогда», «как тогда»…

 

Пламя чертит узоры: бледно-желтые пятна.

То ли мрамор с изъяном, то ли зритель с бельмом.

  Но хотя бы понятно

  Всё, что будет потом:

 

Мы живем не однажды, мы еще возродимся

В теле новом, не подлом, и не в этой стране —

  Где клеймо «проходимца»

  Не пристанет ко мне.

 

Время вышло, Тангиро. С сердца сброшена тяжесть.

Ум уснул — в упованье, что на том берегу

  Полюбить я отважусь,

  Жить, как должно, смогу.

 

Как примерные слуги, тихим шагом, попятно

Удалятся обида, и любовь, и закон.

  Гаснут желтые пятна.

  Тихнет ласковый звон.

 

Встречи будущей нашей долгожданней разлука.

Жизнь? Не поздно ли хвастать тем, что там, впереди?

  Прочь, постылая сука.

  Уходи. Уходи.

 

* * * *

 

Бестолковый мальчишка с полдороги вернется:

С ним цырюльник и лекарь — с шумом, точно в кабак.

  — Господин не очнется?

  — Полотенце, дурак!

 

Давит руки и ноги перевязка тугая.

Сторожей отослали, но на двери — замок.

  Что, Тангиро Тангаи?

  Даже сдохнуть не смог?

 

Послесловие Ч.Н.:

В те времена на Винге считалось, что попытка добровольно уйти из жизни, как и успешная чудотворная молитва, отымает слишком много умственных сил, чтобы далее человек мог жить и действовать самостоятельно. Полагаю, после этого случая Т.Т. заперли и уже не выпускали. Что не мешало ему уже на правах слабоумного (временами буйно помешанного) родича участвовать в делах семейства. А как он это делал — опять-таки подлежит дальнейшему выяснению.

______________

Слова Н.Т.

 

Женщина

 

Знаменитая красавица из Восточного предместья:

Посетить ее — прославиться. Столковаться — много чести.

 

Земледельцы, мореходы, в дни веселья и печали

Лучший дар своей свободы к ней несли и ей вручали.

Полководцы, чародеи в час победы и позора

Об одной о ней радея, ждали взора-приговора.

 

Всеми ласками улещена, всеми песнями воспета,

Исключительная женщина позвала к себе поэта.

В доме — тени, в доме — золото.

К свету вышла — легкой пташкой.

Платье тонкое заколото на плече одною пряжкой.

 

— Жарче солнца, чище пламени, мира Божьего желаннее,

Поглядела — и сожгла меня! Вот и всё мое признание.

Жизни кратенькая книжица, сердца грамотка простая —

Всё одной тобою пишется, по тебе дрожа и тая!

 

— Удалась девчонка рыжей

— значит, нужно быть отважной:

Подойди ко мне поближе, червячок ты мой бумажный!

 

Засмущала, засмешила — и велела с ней остаться.

Для потехи предложила в бане вместе искупаться.

Книжки в комнате оставил — свет неярок, тени зыбки —

И действительно, растаял от одной ее улыбки.

 

— Много песен я сложил, а пришел — и всё забыл.

Не видал тебя — не жил. Раз увидел — полюбил.

 

— Разве жизни я не стою? И к чему нам жизнь иная,

Если нынче ты со мною, дурачок ты мой Тангаи?

 

— До отчаяния нежная, до тоски сердечной страстная —

Щедрой удалью утешь меня, госпожа моя прекрасная!

Всё, что в жизни мною добыто,

— страх и силу, стыд и славу,

Каждый шаг ума и опыта — забирай себе по праву!

 

— Я учту твои ручательства — имя, род, ладью и землю —

Но любви без доказательства и от Бога не приемлю!

Не хочу себе чужого — господина, брата, сына —

Подходи, искусник слова: поглядим, каков мужчина!

 

— Докажу, что ты любима: всё верну, чем ты одаришь —

Жадной ревности помимо, как товарищу товарищ!

 

— Хоть и рядом, хоть и изблизи — не пойму твоей натуры.

Ты давай, из шкуры вылези: поглядим, каков без шкуры!

 

— О доверье не условишься с той, кто знает, где таятся

Величайшие сокровища, цель и смысл людского счастья:

Сам тянусь, не скрыв рыдания, как за хлебом побирушка,

К совершенству мироздания — у тебя пониже брюшка!

Приголубишь — и привяжешь, буду рядом неотлучно,

Но посмотрим: что ты скажешь, чтобы мне не стало скучно?

 

— Ох, и грозен, ох, и страшен! Убежишь? Иль разревешься?

Может, слишком ошарашен, оттого и драться рвешься?

Уничтожишь ли, помилуешь — так и этак рад не будешь:

Сколько раз ни изнасилуешь, а к ответу не принудишь!

Ради строк твоих заученных торговаться не изволю:

Не тебе, вольноотпущенник, покупать чужую волю!

 

Речью гордой, доброй дракою заигрались, заморились,

Обнялись — да и заплакали. Это значит, помирились.

 

— Голос Каменного Острова! Что нам ссориться для вида?

Мне острей кинжала острого твой укор, твоя обида!

 

— Украшенье Вольной Винги!

Что напрасно злыдней строить?

Ни одной твоей слезинки эти дерзости не стоят!

 

Спали рядышком, на крыше, утром засветло расстались.

Ни на шаг не стали ближе. Ни о чем не столковались.

«Каменный Остров» — Винга.

____________

Слова Н.Т. Образец напева и отчасти слов — песня Б.Ш. Окуджавы «Не бродяги, не пропойцы…»

 

Бабушка

(Сказка на ночь)

 

Ужик наш мышей не ловит — древленям его отдам:

В масле ужика сготовят, угощенье господам.

 

Мальчик наш стихов не пишет — отпущу его гулять.

Даже стража не услышит, как он будет умолять:

 

«Отпустите, отпустите!» — а никто не прибежит.

«Пощадите, пощадите!» — а никто не пощадит.

 

На постель его уложат, разберут, разбередят —

Девки косточки обгложут, бабы мясо объедят.

 

Слова Н.Т.

 

 

 

 

Песни разных лет

 

 

Песенка про кальсоны

Сочинена около 1108 года Об.

Предисловие ЧН: Если бы Видаджани Коинский жил в Марбунгу в наш век, то проводил бы время примерно в таких увеселениях.

 

Вечерами светлыми, зелеными

В набожном восточном городке

Встречи назначают «под кальсонами»:

В бельевой на старом чердаке.

 

Притворясь подвыпившею прачкою,

По ступенькам наверх поднимусь,

С умницей, смиренницей, гордячкою

Делом непорядочным займусь.

 

Наволочки, простыни и лифчики

На веревках высохнут к утру…

Плакаться не стыдно при счастливчике —

Слезы, как сумею, оботру.

 

У тебя папаша, братья, дядюшка —

Все с сознаньем собственной вины

Оттого и сесть боишься рядышком,

И глаза по-взрослому темны.

 

А внизу веселье новогоднее,

Дал бы Бог, не грянула беда:

Заполночь забрать свое исподнее

Не приперся дядюшка сюда!

 

У него на стройке — безобразия,

Всё с песком да щебнем перебой…

Пташечка, да что же ты, да разве я

Что дурное сделаю с тобой?

 

И как знать, когда еще и где еще

Вспомнится весенний этот сон

И незабываемое зрелище

Дядиных сиреневых кальсон… 

 

Слова Н.Т.

 

 

Посвящение Чибуи Айлилайват

Написано весной 1118 г. Чибуи Айлилайват — псевдоним одного из товарищей ЧН по артели «Мардийские рассказы»

 

Одно из действующих лиц

В твоем рассказе

Лежит, поверженное ниц,

Черно от грязи:

Оно грозилося врагам,

Лгало подругам,

И получило по мозгам,

И — по заслугам…

 

Подай же меч ему, коня,

Двинь дальше к высям,

Поскольку образ сей с меня

Тобою списан!

Иначе я разворошу

Былую злобу,

С тебя без лести напишу

Одну Особу…

 

Под маской прятаться хитро

Страшнее даже:

Не обломилось бы перо

О персонажа!

Играй, как хошь, но не грубя

Сердцам ранимым,

Люби меня, как я тебя:

Под псевдонимом…

 

Слова Н.Т.

 

Призраки

Песня сочинена весной 1122 года Об.

Посвящается Т.Я.

 

Мы однажды будем жить где-то рядом

В двух постройках, одинаково ветхих,

Окруженные одним старым садом

С тихим дождиком, зависшим на ветках.

 

Там, где папоротник вьется в колечки,

Где на бревнах серебрится лишайник,

Мы отвыкнем от осмысленной речи,

От людей и происшествий случайных.

 

Пробираясь в огороде дремучем,

Нарезая лопухи для обеда,

Мы полезное искусство изучим:

Не вникать в существованье соседа.

 

Не докличутся почтарь и жестянщик,

Не проедет Неотложная Помощь,

Я забуду, что заботило раньше,

Ты о прошлых заморочках не вспомнишь.

 

На окраине огромной столицы,

За разобранной кирпичной стеною

Что недоброго с тобой приключится?

Что ненужного случится со мною?

 

Ни бродяги, ни голодные звери

Не зайдут на эти старые дачи —

Но кого-то ты окликнешь: «Чанэри!»

И кому-то отзовусь я: «Тагайчи?».

 

Слова Н.Т.

 

Тридцать четыре

Сочинена в 1122 году Об., в день рожденья ЧН — 15. Безвидного.

 

Никого чужих, а гостей — орава,

Ни крючков тугих, ни шелков на горле,

Я почти упал, но меня подпёрли:

Слева и справа.

 

Проявив немалое снисхожденье

К болтовне моей, деловой едва ли,

Долгих лет товарищи мне желали

На день рожденья:

 

Чтобы слов пустых не совал во фразу,

Чтобы был мой стих и остер, и меток,

И конечно, денег, друзей и деток —

Много и сразу.

 

И хмелели, пели — и сам я тоже

Им желал всего, что им на хрен сдалось —

Да чего ж нам большего ждать осталось,

Господи Боже?

 

Ни на службу скучную нет возврата,

Ни в дома немилые нету ходу:

Исключи чужих — и вкушай свободу

Нынче и завтра.

 

Так какой еще я ищу пропажи?

Без каких-таких мне неймется плюшек?

Дай мне тыщу лет и условий лучших —

Сделаю так же:

 

Буду водку пить и грибочки цапать,

И поплакать с кем-то уйду на кухню,

Или, сняв очки, головою рухну

Строго на запад:

 

Марбунганский свин посредине лужи,

Я лежу и мыслю о жизни нашей:

Ни к чему ей быть ни светлей, ни краше —

Лишь бы не хуже!

 

Что за счастье — жить, не прося о счастье

Ни в каких верхах, ни к какому сроку…

Проводить гостей и к родному боку

Крепче прижаться.

 

Подражание известной песне Мичирина Джалбери («Справа и слева»).

«Строго на запад» — согласно науке Устроения Стихий, спать головой на запад считается крайне вредным, ибо из-за этого можно обезуметь.

«Марбунганский свин» — окрестности Марбунгу, родного города ЧН, издавна славились своими свиньями.

________________

Слова Н.Т.

 

 

 

Начало раздела

На Главную

 

 

Используются технологии uCoz